Зигмунд Фрейд - [20]

На какое-то время они оба замолчали, обдумывая необходимость и последствия операции. Скорбное молчание нарушил Зигмунд.

– Кстати, а как прошло ваше бракосочетание? В гражданской или религиозной форме?

– Что, извините? – отвлекся от своих невеселых дум Дэвид.

– Нам с Мартой пришлось сыграть две свадьбы. Сначала мы провели гражданскую церемонию в Вандсбекской ратуше, как настаивал я, потом на следующей день мы сыграли еврейскую свадьбу, на которой настояли родственники Марты, – помог ему разобраться в тонкостях свадебных церемоний Зигмунд.

– Ааа, нет… – сообразил Дэвид. – Мы с Рейчел решили ограничиться только гражданской церемонией… Хотя наши родители тоже ожидали от нас более традиционной свадьбы…

– Да… – удрученно вздохнул Зигмунд. – Я ничего не имел против наших традиций. Они прекрасны! Но все эти ритуалы…, обряды…, Хупа над головой…, Кидуш… Все это меня страшно смущало… Дядя Марты, Элиас, опекавший ее, косо смотрел на меня, зная мои атеистические взгляды… Он учил меня всем необходимым молитвам… Барух Ата Адонай, Элогейну… – сбился Зигмунд.

– Мелех Га Олам Борей При Ха Гафен, – пришел ему на выручку Дэвид. – Когда-то я принимал весьма активное участие в нашей еврейской общине, – пояснил он свою осведомленность впечатленному Зигмунду. Тот похвально кивнул и внезапно спросил:

– Вы не отвезете меня на кладбище?

– Куда?! – удивился Дэвид.

– На мою могилу, – улыбнулся Зигмунд.

– Аа… да… – растерялся Дэвид. – Конечно! С удовольствием! – пообещал он, но тут же опомнился: – То есть извините! Я имел в виду, что мне это не составит труда… – попытался оправдаться он.

– Ничего страшного! – с пониманием рассмеялся Зигмунд. – Я рад, что хоть кому-то это доставит удовольствие, – не удержался он от соблазна подколоть своего собеседника. Тот еще раз сокрушенно покачал головой, но тут же расслабился и, улыбнувшись, отпил из чашки остывший уже чай. Зигмунд умиротворенно вытянул ноги, откинулся на спинку стула, его взгляд снова упал на магнолию. «Какой же все-таки нежнорозовый цвет у этого цветка», – подумал он.

Последний приют

– Какой драматичный финал! – голосом полным трагизма произнес Зигмунд, сев на удобное пассажирское сиденье так понравившейся ему машины.

Дэвид бросил на него сочувствующий взгляд и медленно отъехал от крематория на Голдерс-грин, а затем повернул на Фишлей Роуд.

– Умереть, быть кремированным, покоиться с прахом жены в одной урне в колумбарии, чтобы в новогоднюю ночь забравшиеся грабители разбили ее об каменный пол, – старик горестно вздохнул.

– Мне очень жаль, Зигмунд, – попытался поддержать его Дэвид. – Это были циничные и бездушные мерзавцы. Я надеюсь, полиция найдет их…

– Ведь это же произошло в этом году? – уточняя, спросил Зигмунд.

– Да… Меньше четырех месяцев назад…

– Какая ирония судьбы! – горько усмехнулся Зигмунд.

– Я должен был бы знать об этой истории… Но на рождественских праздниках мы с семьей были на Бора-Бора, потом еще неделю в Лос-Анджелесе… – ища себе оправдание, пробубнил Дэвид.

– Вы ни в чем не виноваты, – мягко произнес его Зигмунд. – А знаете?! – воодушевился он. – Этих незадачливых похитителей, не сумевших унести урну, можно понять! Это была весьма ценная ваза! Этрусская, третий век нашей эры! Мне ее подарила сама принцесса Мари Бонапарт, правнучка брата Наполеона! С точки зрения искусства эта ваза представляла более высокую ценность, чем какой-то прах еврейских супругов…

– Сомневаюсь, что похитители действительно разбирались в ценностях, иначе бы знали, что содержимое в вазе с точки зрения человеческой истории бесценно! – громко заявил Дэвид, не позволив Зигмунду принизить самого себя.

– Одно радует, – с энтузиазмом сказал Зигмунд, явно польщенный услышанным. – Ваза, как я понимаю, хоть и значительно пострадала, но теперь с нашим с Мартой прахом находиться в надежном месте!

– Да, жаль, правда, что место оказалось недоступным для нас… – огорченно согласился Дэвид, остановив машину на узкой улочке. – Но зато вот это место для нас доступно…, и я подумал, что вы бы наверняка… захотели еще раз здесь… побывать…

Он взволнованно посмотрел на Зигмунда, призывая его обернуться. Тот осторожно повернул голову в сторону бокового окна и потрясенно застыл. Было видно, как дрогнул его подбородок, а на глаза набежали слезы. Дрожащей рукой Зигмунд толкнул дверцу и вышел из машины. Подойдя к трехэтажному особняку из красного кирпича, он встал перед ним, разглядывая родные окна и крышу с такой завороженной грустью и любовью, которая бывает после долгой разлуки с дорогим сердцу местом. Его взгляд остановился на двух настенных табличках. Та, что была о нем самом, его не заинтересовала, а вот вторая поглотила его целиком. «Анна Фрейд – пионер детского психоанализа жила здесь 1938–1982», – гласила она.

– Спасибо! Это действительно… Спасибо! – не находя слов, растроганно поблагодарил он подошедшего Дэвида. Тот улыбнулся, невероятно счастливый тем, что сумел порадовать старика. Взяв Зигмунда под локоть, бережно поддерживая, Дэвид предложил войти в дом.

Зигмунд подошел к парадной двери и с замиранием сердца прикоснулся к ней. Дверь оказалась не заперта. Словно не решаясь переступить порог, он остановился.