Зигги Стардаст и я - [59]
Как только касаемся земли, я выскакиваю из лодки и готов упасть на колени, целуя каждый камешек на берегу. Но нет. Это погубило бы мой план.
– Иди переоденься, – говорит отец, когда подходим к трейлеру. – Скоро едем.
Я набираю в легкие воздух, издаю вздох, достойный доклада на уроке Дулика:
– Что-то мне нехорошо. Я лучше останусь и посплю. Перегрелся.
Пожалуйста, пусть у меня получится.
Он молчит.
Как и я.
Потом:
– Тебе же хуже.
Я готов сгрести его в охапку и сплясать с ним идиотскую джигу из «Острова Гиллигана». Но нет. Это значило бы выдать себя с потрохами. Однако мое сердце мечется, как стадо зебр, бегущих от львицы. Сворачиваюсь клубком на кровати, поджимая колени к груди, чтобы он не заметил.
Проходит еще час, прежде чем он наконец уходит. Дожидаюсь, пока машина отъедет, и осторожно выглядываю из окна трейлера. Потом выжидаю еще одиннадцать минут – просто на тот случай, если произойдет нападение пришельцев и он вернется. Не возвращается.
Ладно, времени в обрез. Сверхчеловеческая скорость: активировать.
Влезаю в пинкфлойдовскую футболку и черные шорты, натягиваю гольфы, чтобы прикрыть солнечные ожоги, закидываю рюкзак на плечо… ОХ, ДА ТВОИ Ж СВЯТЫЕ ФАЕРБОЛЫ, БЭТМЕН! Беру со стола пластинки и выглядываю наружу.
Ничего. И никого. Вперед.
Это он, мой шанс.
Возможно, единственный шанс его увидеть.
Цикады начинают церемониальную перебранку сквозь свист ветра. Поначалу тихо, перекликаясь друг с другом, затем постепенно наращивая мощь, пока сам воздух во мне не начинает дрожать.
С каждым шагом, приближающим меня к нему, я все отчетливее чувствую себя Холденом Колфилдом[72]. Проклятым жуликом. Словно пересекаю незримую границу предательства перед тем местом, где мне не место…
Стоп. А что я, собственно, собираюсь сделать? Извиниться? За что? За то, что повел себя как главный засранец всех времен? Он не станет меня слушать. А я не стану его винить. Это безумие. Глупость. Болезнь. Да, точно, то самое слово. Болезнь. Мне следовало бы вернуться.
Смотрю на его дом. Мозг укоризненно шепчет: «О чем ты только думаешь, Коллинз?» А сердце подначивает: «ВПЕРЕД, ЧУВАК, ВПЕРЕД».
И я иду вперед.
Цикады затыкаются, а вместе с ними и ветер. Мертвая тишина. Точно они знают.
Тишина и чернота. Луны сегодня нет. Идеально.
Заворачиваю за угол. Ропот, бормотание, приглушенный взрыв смеха, точно отдаленный гром: его дедушка. Мягкое оранжевое сияние трогает чернильную тьму за их домом. Зигги помилуй, у меня руки трясутся. Сую их в карманы.
Окна заколочены досками еще с того раза, а теперь заколотили и переднюю дверь. Свет мигает внутри, с озера не увидишь. Две ступени окончательно рассохлись и развалились. Промасленные обертки и разбитые бутылки устилают пляж перед домом. Гребаные ублюдки, засирающие мир.
Иду на цыпочках, точно лунатик, останавливаясь каждый раз, как достигаю одной из деревянных опор, на которых держится дом. Считаю до трех, двигаюсь дальше. Специально оделся во все черное, чтобы сливаться с пейзажем. А вместо этого похож на какого-то идиотского грабителя из кино. Ладно, это была решительно наихудшая идея, когда-либо порожденная человеческим мозгом. Что я здесь делаю вообще? Это уже серьезные такие сталкерские дела из серии «заберите меня в кутузку и приговорите к смертной казни».
Все равно осторожно выглядываю из-за кустов.
Три человека сидят вокруг костровой ямы, вырытой в песке. Лицо его дедушки светится, точно кусок ископаемого янтаря. Волосы сливаются цветом с ночью. Я понимаю, что они есть, лишь потому что их кончики трепещут и скачут по плечам, точно грачи. Он одет в джинсовые шорты и футболку с символикой группы REO Speedwagon, ту, что с голубыми ангельскими крылышками. Круто.
– Какое у него было лицо, – говорит он. Вскидывает руки в воздух, изображает это самое лицо с вытаращенными глазами и восклицает: – У-у-уг-га!
Все смеются.
Остальных двоих вижу только со спины. На них черные ветровки, как у Уэба. Но ни один из них не Уэб. Может, он в доме, но войти туда я не могу. Это глупо. Нужно убраться отсюда, пока никто меня не заметил, пока они не вызвали копов. Ну все, ухожу…
И с ходу врезаюсь прямо в его голую грудь.
– Привет.
– ИИСУСЕ! – С размаху шлепаю себя ладонями по губам.
Сверхновая взрывается в моем сердце. Можно ли сказать, что ты примерз к месту, когда все внутри словно тает, плавится, превращаясь в клейкую карамель? Это так, к слову.
– Ох и ни фига ж себе! – ахает он.
– Что?
– Твое лицо. Ты похож на банку от кока-колы!
– А… Точно. Да. Перегрелся сегодня на солнце… там, на озе… в общем, дурацкое солнце, хе-хе…
Запястья вспыхивают пламенем. Стискиваю их, пытаясь задавить жжение. Я знаю, что не должен об этом думать, но… бог ты мой! Его глаза. Как я мог забыть эти глубокие карие глаза? Точно две шоколадные конфеты, которые так и хочется облизать и медленно растопить во рту. И его кожа. Клянусь, она мерцает. Наверное, на вкус такая же сладкая, как и на вид, золотистый мед, да и только, и… ЧЕРТ. НЕТ. ПРЕКРАТИ. Ты здесь по одной и только одной причине: извиниться. Сформировать в голове слова, проговорить их и убраться отсюда, пока не стало слишком поздно.
