Жужукины дети, или Притча о недостойном соседе - [202]

— Нет, кое-что знаю... и даже очень много, но все не то и не о том.

— А что «то»?

— А может быть, то, что, например, все на луне сейчас играют на зеленых скрипках. А лучше, луна — это одна зеленая лягушка, и ей очень грустно.

— А если белая лошадь?

— Только белая, белая.

— Да, белая, белая, белая, бе-ла-я-а-а.

— Странно мы с тобой говорим, как монстры.

— Почему странно? Недавно мой друг прочитал мне рассказ. Как грустно зимой ходить по вечернему городу с белым кроликом за пазухой.

— И это все?

— Все. Только я думаю, можно лучше. Белая лошадь бредет по белому городу с зеленым лягушонком.

— Нет, нет. Белая лошадь бредет по проводам.

— Ну, конечно, как я не догадался. ...Снег, и провода звенят.

— Просто я люблю тебя больше...

— Ты погибнешь от белого всадника на белом коне. Знаешь, откуда это?

— Конечно, Дантес. Доктор Арендт лечил Пушкина. А потом Чехов...

— Да. А интересно знать, любил ли Дантес ездить по проводам?

— А зачем ему это? Покорить Натали?

— А ты знаешь, Чехов был влюблен в Натали.

— Как ты догадался?

— В твоем представлении Чехов — это гусар в красном ментике?

— Да. Как же иначе? Ведь перед смертью он просил шампанского. То же самое, что Пушкин кричал: «Браво, Пушкин...»

— Несерьезный ты человек.

— Просто мне всегда грустно, грустно, грустно.

— Боишься смерти?

— Нет, белой лошади.

— О, я знаю, что ты скажешь в последний час: «Повесьте ей колокольчик».

— Скучно на этом свете, господа. На белом, белом свете, милая.

— Ты слышишь, — сказала она, — звенят провода. К нам идут белые лошади. Готовьте им встречу.

ЗОЛОТОЕ ПЕРЫШКО

Жил ворон на свете. Обыкновенный ворон. Черный трубочник. И только одним он отличался от всех воронов: сидя на трубе и глядя куда-то на звезды, он любил мечтать.

— А что, если, — говорил он, — я найду роскошное перо? Я сразу стану красив.

И как ни удивительно, но так и случилось. Где-то на грязном дворе он нашел это волшебное перышко.

— Прекрасно, — сказали птицы, взглянув на ворона. — Но ведь к такому роскошному перу нужна шляпа. Да и как же иначе?!

И ворон тут пошел к шляпочнику.

— Роскошная шляпа, — сказал шляпочник. — Но ведь к роскошной шляпе нужен не менее роскошный сюртук. Да и как же иначе?!

И тут ворон поспешил к портному.

— Роскошный сюртук, — сказал портной. — Но ведь к такому роскошному сюртуку нужны блестящие сапоги со шпорами, блестящие сапоги со шпорами. Да и как же иначе?

И ворон отправился к сапожнику.

— Ах, — развел руками сапожник. — Выглядите вы великолепно. Ни разу в жизни не встречал более изящного кавалера. Но если бы... что, если бы вы зашли к каретнику, — улыбаясь, сказал сапожник, — то, мой господин, все было бы в порядке.

Однако не думайте, хотя я вас и утомил, но каретой далеко не кончилось. За каретой последовал дворец. За дворцом трон. И вот уже ворон сидит во дворце и ему говорят: ваше величество. Конечно, когда тебе говорят такие слова, то это приятно. Он махал шляпой и улыбался.

И наверное, если бы вся обязанность короля состояла в том, чтобы махать шляпой и улыбаться, то и до сегодняшнего дня ворон жил бы в том дворце и сидел на том троне.

Но, однако, все кончилось.

Ворона попросили произнести тронную речь, и ворон каркнул: карр. Ведь больше он ничего не умел делать.

И тут все придворные захохотали: да наш король глуп. Глуп. Глуп. Хохотал каждый прохожий на улице.

Дошли эти слухи и до ворона.

— Как, — сказал он, — и стоило быть королем, чтобы стать глупцом?

— Да, — ответил первый министр. — Но ведь вы не умеете ничего делать, кроме как каркать. Слишком этого мало для короля.

И тут вновь ворон стал вороном — только глупец может ради дворца и трона решиться прослыть окончательным глупцом.

Вот и все. Ты спросишь, в чем еще смысл сказки? Если найдешь прекрасное перо — пиши сказки и совсем не стремись быть королем. Одного золотого перышка совсем недостаточно, чтобы стать королем или принцем.

Надо, по крайней мере, уметь говорить тронные речи.

ЛЮБВИ ХОЧЕТСЯ

Жил на свете ослик. И не просто ослик, а влюбчивый ослик.

Весь день он ходил и бубнил одно и то же:

— Любви хочется. Любви хочется.

— Любви, подумаешь, — сказал заяц. — Да это так просто. Вот я, например, очень люблю свои уши.

— Свои уши, — грустно повторил ослик. — Нет, это не есть настоящая любовь. Любить свои уши — значит любить самого себя. И только.

И ослик снова забормотал:

— Любви хочется, любви.

— Любви, — вздохнул лев. — Да это так просто. Например, я люблю свою гриву.

— Гриву. А? Любить свою гриву — значит любить самого себя. Нет, это тоже не настоящее.

— А что, по-твоему, настоящее? Глупый ослик, — рассердился лев.

— Настоящая любовь — это чистое. Такое чистое, чистое, что его даже и нет.

— А разве можно любить то, чего нет? — захохотал лев.

— Конечно, нельзя, — кивнул ослик.

Но, как только лев отвернулся, он вновь забормотал:

— Любви хочется, любви.

МАЛЕНЬКИЕ СКАЗКИ

ВЕЛИКАНСКИЕ ЛАПЫ

Ночью от больших сосен пали на снег мохнатые тени.

Увидел их маленький щенок и испугался.

— Что же ты боишься? — сказали ему сосны. — Это же наши тени.

Но щенок не поверил.

— Нет. Это великанские лапы великанских котов, — сказал он и спрятался в собачий домик.

КЕДРЫ

Высокие кедры говорили всем: