Жуткие приключения Робинзона Крузо, человека-оборотня - [3]

Так как в семье я был третьим и унаследовал буйный нрав моего отца, то голова моя с юных лет была набита всякими бреднями. Отец дал мне довольно приличное образование и хотел, чтобы я стал юристом. Однако я мечтал только о морских путешествиях. Эта страсть побудила меня воспротивиться отцовской воле, пренебречь мольбами и доводами матушки и друзей; казалось, было что-то роковое в этом природном влечении, подталкивавшем меня к написанной мне на роду горестной доле.

Отец мой, человек степенный и мудрый, догадывался о моей затее и как-то утром вызвал меня на серьезный разговор. Он спросил, какие другие причины, кроме охоты к перемене мест, могут быть у меня для того, чтобы покинуть отчий дом и родную страну, где посредством труда и прилежания я мог бы увеличить свое состояние и жить в спокойствии и достатке. Он сказал, что жизнь моя с неизбежностью должна превратиться в легенду. Ведь мной правит Луна во всей полноте своего сияния, а я, по его мнению, наиболее всего предназначен для спокойной, размеренной жизни. Он просил меня учесть это обстоятельство, чтобы навсегда избавиться от тех бед и тревог, которые выпадают на долю высших и низших слоев общества. Наиболее спокойной жизнью живут те, кто принадлежит к среднему классу. Мир и благополучие сопутствуют тому, кто не слишком богат и не слишком беден. Принадлежность к среднему классу позволяет людям прожить жизнь тихо и безмятежно, а следовательно, с приятностью. Не обременяя себя ни физическим, ни умственным трудом. Не ведая сложных проблем, которые лишают душевного и физического покоя. Не подвергаясь преследованию толп горожан и священнослужителей. Не приходя в неистовство от животных страстей или потаенных плотских желаний.

Затем отец настойчиво и очень благожелательно принялся уговаривать меня одуматься, не бросаться, очертя голову, в водоворот нужды и страданий, от которых меня должно было оградить положение в обществе, принадлежащее мне по праву рождения. Он обещал позаботиться обо мне, постараться вывести меня на ту дорогу, которую только что советовал мне избрать. В заключение он привел мне в пример моего старшего брата, которого он с той же настойчивостью убеждал не участвовать в войне в Нидерландах, однако все отцовские уговоры оказались напрасными, увлеченный мечтами, юноша бежал в армию и погиб. И хотя, как сказал отец, он всегда будет молиться обо мне, он все же вынужден прямо заявить, что, если я не откажусь от своей безумной затеи, то на мне не будет благословения Божия, и придет время, когда я горько пожалею, что пренебрег его советом, но тогда может случиться так, что некому будет помочь мне исправить допущенную ошибку.

Я видел, как во время заключительной части этой речи по лицу старика струились обильные слезы, особенно когда речь зашла о моем погибшем брате. Когда же батюшка сказал, что некому будет помочь мне, то от волнения он оборвал свою речь, заявив, что сердце его разрывается и он больше не в состоянии вымолвить ни единого слова.

Я был искренне тронут его словами — да и кого бы они ни растрогали? — и твердо решил выбросить из головы все мысли об отъезде в чужие края и обосноваться на родине, как того желал батюшка. Но — увы! — прошло несколько дней, и от моей решимости не осталось и следа: короче говоря, желая избежать дальнейших уговоров, я решил тайно сбежать из родительского дома.

Прошел почти год, прежде чем я вырвался на свободу. В течение всего этого времени я упорно оставался глух ко всем предложениям заняться каким-либо делом и часто укорял родителей за их решительное предубеждение против того образа жизни, к которому меня влекли мои природные наклонности. Но однажды, находясь в Халле, куда я заехал по чистой случайности, на этот раз без всякой мысли о побеге, один человек, с которым я вел дела — Джейкоб Мартенс, отправлявшийся в Лондон на корабле своего отца, — принялся уговаривать меня поехать с ним, прибегнув к обычному среди моряков средству соблазна, а именно, суля мне бесплатный проезд.

Я не посоветовался ни с отцом, ни с матерью, даже не предупредил их ни единым словом, предоставив им самим узнать о случившемся, и в недобрый — видит Бог! — час, 1 сентября 1651 года, через день после новолуния, я сел на корабль моего приятеля, направлявшийся в Лондон.

Думаю, никогда еще бедствия молодых искателей приключений не начинались так быстро и не продолжались так долго, как мои. Не успел наш корабль выйти из устья Хамбера, как задул ветер, поднявший огромные волны. Прежде мне никогда не доводилось выходить в море, и я не могу выразить, до чего же мне тогда стало плохо и до какой степени я был испуган. Только тогда я серьезно задумался над тем, что я натворил, и насколько справедлива обрушившаяся на меня небесная кара за то, что я покинул родительский дом и нарушил сыновний долг. Все добрые советы родителей, слезы отца, мольбы матери воскресли в моей памяти, и совесть сурово распекала меня за пренебрежение к родительским советам.

Между тем ветер крепчал, и по морю ходили высокие волны, хотя эта буря никак не могла сравниться с теми, которые мне выпало пережить впоследствии. Однако тогда и ее было достаточно, чтобы ошеломить такого новичка в морском деле, как я. С каждой новой накатывавшейся на нас волной я ожидал, что нас перевернет, и всякий раз, когда корабль скользил вниз, как мне казалось, в самую морскую пучину, я был уверен, что он уже никогда не поднимется на волну.