Журналюга - [45]

И все-таки что-то произошло.

Стасу очень не понравилось, как повел себя на летучке главный редактор Альберт Николаевич Попов. То, что интервью генерала Морозова, самая серьезная публикация номера, не была отмечена как лучшая, царапнуло самолюбие Стаса, но на это не стоило обращать внимания. Гораздо неприятней был втык, который Попов сделал Стасу за интервью, идею которого сам же горячо поддержал, а потом поставил материал в номер, несмотря на возражения Лозовского.

Стас привык, что в «Российском курьере», среди штатных сотрудников которого было всего несколько человек моложе тридцати лет, словосочетание «молодой журналист Шинкарев» всегда употребляется в контексте «молодой, но»: состоявшийся, профессиональный, если не знаменитый, то уже известный. В реплике Попова «молодой журналист», употребленное вне этого контекста и с молчаливым снисходительным одобрением воспринятое летучкой, опускало Стаса до уровня зеленого практиканта, которому нужны советы более опытных коллег.

Советы Лозовского ему нужны!

Козлы.

Стас начинал в «Московском комсомольце» — в самой лучшей, в самой современной газете Москвы. Он пришел туда с улицы, мальчишкой, никем, и за три года в условиях жесточайшей конкуренции доказал свое право на имя, которое стоит не петитом под заметульками, а крупно над заголовками материалов на полосу. Кто из старперов «Российского курьера» выдержал бы такую конкуренцию?

«Шинкарев молодой журналист».

Козлы!

Поразмыслив, он все же решил, что этому тоже не стоит придавать особого значения. Скорее всего тут сыграли роль тактические соображения: Попов воспользовался случаем, чтобы показать всем, что у нет своих и чужих и руководитель он строгий, но справедливый, бляха муха. Но Попов никак не отреагировал на вызывающее высказывание Лозовского в адрес заместителя начальника ФСНП.

А вот это было серьезнее.

У Лозовского были причины назвать генерала Морозова понтярщиком, каждое слово которого нужно проверять по сто раз. В свое время слитая им в прессу информация о том, что из России нелегально выводится за границу до миллиарда долларов в месяц, сильно затруднило переговоры правительства Кириенко с Международным валютным фондом о новых кредитах и ускорило дефолт.

Смехотворный наезд налоговой полиции на Газпром подготовил почву для смещения непотопляемого Рэма Вяхирева и замены его человеком из Кремля. Тут уж всем, кто такими делами серьезно интересуется, стало ясно, что безответственные заявления Морозова только кажутся безответственными, а на самом деле являются хорошо просчитанными и санкционированными свыше ходами.

Это подтверждала и стремительная карьера Морозова, которого уже прочили в начальники ФСНП.

Как и большинство профессиональных журналистов, людей отвязанных и циничных, Лозовский не больно-то придерживал язык за зубами и в выражениях не стеснялся. Этим он как бы компенсировал вынужденную сдержанность оценок в своих статьях, где любое утверждение, не подкрепленное документами, могло вызвать судебный иск и штраф в тысячи долларов. Уловив основную тенденцию политики президента Путина в приструнивании средств массовой информации и восприняв ее как руководство к действию, суды последнее время не скупились на штрафы для представителей «четвертой власти».

Цинизм журналистов тоже имел объяснение. Ушли в прошлое времена, когда они были властителями дум ошалевшего от свободы электората. Стасу иногда даже казалось странным, что такие времена были. А они были. Даже в пролетарской Туле, где Стас родился и вырос и которую ненавидел с тех пор, как осознал значение этого слова, возле газетных стендов бурлили возбужденные толпы. Но больше всего поразили Стаса похороны журналиста «Московского комсомольца» Дмитрия Холодова.

В тот день отец поехал на своем стареньком «жигуленке» в Москву по каким-то делам Тульской областной писательской организации, секретарем которой он был, а Стаса мать отправила с ним, чтобы он там не загудел.

Комсомольский проспект был перекрыт. Возле Дома молодежи шел траурный митинг. Тысячи людей стояли с непокрытыми головами на пронизывающем октябрьском ветру. Отец сказал с удивившей Стаса ненавистью: «Доигрались! Продажный писака, а хоронят, как члена Политбюро!» В тот год Стас учился в восьмом классе, газет не читал, политикой не интересовался и кто такой Дмитрий Холодов толком не знал. Знал только, что молодой журналист, знал, что его взорвали заложенной в кейс бомбой. Но грандиозность траурного митинга произвела на него очень сильное впечатление.

Позже он понял, что это был пик популярности журналистов в России.

Потом многих убивали, разгоняли, общественность возмущалась, но даже странная авиакатастрофа, в которой вместе с предпринимателем Бажаевым погиб знаменитый журналист, президент холдинга «Совершенно секретно» Артем Боровик, была воспринята без того душевного порыва, какой вызвало убийство Холодова.

Для российской журналистики наступило послепраздничное похмелье.

Одновременно с переделом собственности в России происходил и передел рынка СМИ. Иногда с шумными скандалами, как в случае с НТВ, чаще незаметно для постороннего взгляда. В результате все крупные издания, телеканалы и радиостанции оказались поделенными между доживающими свой век олигархическими и набирающими силу государственными и прогосударственными медиа-холдингами.