Жуки на булавках - [18]

Шрифт
Интервал

Женя подошла к этажерке, пошатала цветы, потом посмотрела на меня.

– Почему это у вас так горько пахнет, Шура?

– Это керосинка, – густо краснея, ответил я.

– Керосинка?..

– Да… Это так, пустяки… Прислуга зажгла… Сидит и ждет…

– Скажите, чтобы потушила… Дышать нечем…

– Ее дома нет, – плохо соображая, что говорить, кинул я, – с утра ушла…

– Как с утра? – заинтересовалась Женя. – Так с утра и горит?

– С утра и горит, – со вздохом сказал я, – старая прислуга, неопытная…

– У вас же молодая горничная была…

– Сменил. В деревню уехала… Пила…

– Неужели пила, а вы так довольны были ею…

– Я схожу, потушу…

По дороге я заглянул к Зинке. Она успокоилась и спала, дергая во сне губами. Я облегченно вздохнул и с ненавистью посмотрел на нее.

– Спи, спи, скотина…

Керосинку, как оказалось, потушить нелегко. Если привернуть один фитиль, горит другой, привернуть его – идет дым. Пришлось залить водой. Правда, при этом погибло Зинкино молоко, но керосинка гореть перестала.


* * *

– Опять вместе… Мне казалось, что в прошлый раз мы расстались навсегда…

– Милый…

– У вас такие славные волосы, Женя… Такие мягкие, мягкие…

– Да волосы… А вот опять эта противная Ардатова висит на стене…

– Женечка, да это же карточка на память… Я ее сниму…

– Вы любили ее?

– Ардатову? Ни коим… Разве я мог…

– Вы же сами говорили, что у вас от нее был сын…

– Женечка, да ведь я врал вам, чтобы возбудить ревность ко всему прошлому, ко всему, что когда-то…

Женечка печально и нежно посмотрела на меня, и на уголках ресниц задрожали слезинки.

– Вы, наверное, любите этого ребенка…

– Женечка, клянусь вам честью, что это неправда… Я же вам сказал, что это ложь…

– Вы все мужчины…

– Женечка…

Я наклонился к ней и поцеловал ее в голову. И когда в наступившей тишине Женя доверчиво положила мне на плечо голову, окутывая меня запахом своих духов, в соседней комнате я ясно услышал слабый, еле уловимый писк и быстро вскочил с дивана.

– Что с вами? – испуганно спросила Женя.

– Я сейчас, я сейчас, – задыхаясь от ужаса, пробормотал я, – там того…

– Что такое…

– Абажур… Абажур упал, – на ходу бросил я, – разбился…

– Почему же я не слышала…

– Такой он, мягкий… Неслышный…

– Какой мягкий…

– Из материи… Я сейчас…

К моменту моего прихода Зинка раскрыла рот, определенно предполагая начать новую серию длительного крика.

– Молчи! – глухо крикнул я. – Молчи… Убью, негодяйка…

Не обращая внимания на мое предупреждение, Зинка заплакала…

– Господи… Что же это… Молчи, молчи… Ради бога, молчи…

Я схватил ее на руки и начал бегать с ней по комнате.

– С кем это вы там разговариваете? – тревожно спросила Женя, подходя к двери.

– Сюда нельзя! – истерически крикнул я. – Я так…

– Нельзя? Мне нельзя? С кем же вы разговариваете…

– Да я так, честное слово, так… С собакой… Маленькая такая… Забралась под постель… Я и гоню…

– Что же я одна здесь буду сидеть?..

– Сейчас, сейчас… Спи, спи…

– Ничего не понимаю… Это вы меня спать укладываете?..

– Нет же… Я, честное слово, так… А-а-а… А-а-а…

– Что же это вы собаке поете? Я здесь одна, а вы там достали какую-то собачонку…

– Женечка! – голосом, полным скорби, крикнул я. – Женечка, я сейчас…

– С вами что-нибудь случилось… Шура… Шура…


* * *

Когда она отворила дверь, я сидел с Зинкой на руках и в тупой безысходности бил кулаком по подушке.

– Ребенок? – задыхаясь от волнения, спросила Женя.

– Ребенок… – горько кивнул я головой.

– Значит…

– Женечка… Сухановы оставили… На свадьбе они…

Она ничего не ответила, только закрыла лицо руками и, быстро повернувшись, вышла из комнаты.

Единственно, что женщины делают быстро, – это ссорятся. Самая кропотливая из них в своих туалетных занятиях, привыкшая надевать шляпу до холодного пота на зеркале, во время ссоры одевается с быстротой провинциального фокусника… Мудрено ли, что, когда я, с бешено заливающейся Зинкой на руках, бросился в прихожую, Женя стояла уже одетая и, не подавая мне руки, презрительно бросила:

– Прощайте…

– Женечка, – с настоящими слезами крикнул я. – Я объясню вам… Этот ребенок…

– Ах, не надо, не надо, – по-видимому заглушая что-то в душе, крикнула и она, – прощайте, прощайте…

И, резким движением открыв дверь, вышла.

Может быть, это было вредно для отданного на мое попечение ребенка, но я выбежал с Зинкой на лестницу, глазами, полными слез, провожая удалявшуюся Женю.

– Женя… Вернитесь…

По-видимому, было что-то в моем голосе, что заставило ее на мгновение остановиться, но она сейчас же махнула рукой и пошла дальше.

Убитый и подавленный всем этим, я беспомощно сел на ступеньку, небрежно положив около себя Зинку…


* * *

Не знаю, сколько времени я просидел бы так, если бы сбоку не отворилась дверь из чужой квартиры, из которой, после недолгого созерцательного молчания, чей-то голос не обратился бы ко мне:

– Что с вами?.. Да ведь вы ребенка застудите на лестнице… Такой холод, а ребенок голый…

Я тупо посмотрел на незнакомую даму, говорившую это, поднял Зинку и протянул ее к ней.

– Возьмите ее…

– Я… вашего ребенка?..

– Возьмите, или я не отвечаю за себя… Возьмите…

– Кто вы такой?..

– Вот здесь… Живу… Пять лет живу, – я показал на дверь своей квартиры, – подержите эту тварь у себя… Я через час зайду.


Еще от автора Аркадий Сергеевич Бухов
Шерлок Холмс в России

В антологии впервые собрана русская шерлокиана, опубликованная в период с начала XX в. и до Второй мировой войны. В это масштабное по полноте и широте охвата издание включены вольные продолжения и пастиши, пародии и юмористические рассказы, истории о приключениях Шерлока Холмса в городах и весях Российской империи и Советского Союза и статьи критиков и интерпретаторов. Многие произведения переиздаются впервые.


Конец Шерлока Холмса

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Человек в саване

В книге впервые собраны детективные и уголовные рассказы знаменитого юмориста-«сатириконца», сатирика и фельетониста А. Бухова (1889–1937). Большая часть их была опубликована в малодоступных сегодня журналах и оставалась до сих пор неизвестна читателю.


Рекомендуем почитать
Сердце помнит. Плевелы зла. Ключи от неба. Горький хлеб истины. Рассказы, статьи

КомпиляцияСодержание:СЕРДЦЕ ПОМНИТ (повесть)ПЛЕВЕЛЫ ЗЛА (повесть)КЛЮЧИ ОТ НЕБА (повесть)ГОРЬКИЙ ХЛЕБ ИСТИНЫ (драма)ЖИЗНЬ, А НЕ СЛУЖБА (рассказ)ЛЕНА (рассказ)ПОЛЕ ИСКАНИЙ (очерк)НАЧАЛО ОДНОГО НАЧАЛА(из творческой лаборатории)СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ:Заметки об историзмеСердце солдатаВеличие землиЛюбовь моя и боль мояРазум сновал серебряную нить, а сердце — золотуюТема избирает писателяРазмышления над письмамиЕще слово к читателямКузнецы высокого духаВ то грозное летоПеред лицом времениСамое главное.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.