Жуки на булавках - [16]

– С чего вы взяли, Мария Михайловна? Садитесь, пожалуйста…

– Ничего, я постою. Не я взяла, другие берут. Могли бы сами сказать, не через знакомых. Я не кусаюсь.

– Я же ничего не понимаю…

– Да и понимать тут нечего. Ваш же знакомый, господин Шванин… Прочитайте.

Она передала мне письмо, в котором Шванин образно и настойчиво укорял мою хозяйку в том, что она губит молодой организм своего квартиранта, не отапливая в достаточной мере комнат…

Дочитав, я скорбно посмотрел на хозяйку.

– Тут в соседнем доме комнатка хорошая есть, – уклончиво ответила она на мой взгляд.

– Тут недоразумение какое-то, – робко произнес я, – я ничего не говорил…

– Если у каждого жильца свое недоразумение будет, лучше уж так как-нибудь, – хмуро возразила она, – вы подумайте и скажите насчет билетика, когда вывесить можно. Не из-за удовольствия комнату сдаешь, чтобы потом сплетничали…

– Я просил бы вас…

– Нет уж позвольте мне попросить вас… Мне это не нравится.

* * *

Верочку я встретил во время поисков комнаты. – Ну, как Расланова? – холодно спросила она меня, небрежно подав руку. – Томитесь по ней?

– При чем тут Расланова? – удивленно спросил я.

– Да так… Убитое настроение, муки одиночества, ночевка вне дома…

– Откуда вы знаете?.. Кто вам наболтал?..

– Совершенно незаинтересованный человек… Я слухов не собирала, а просто вчера встретила Шванина, он мне и рассказал… И о ваших жалобах на одиночество, и о вашей тоске и неудовлетворенности… Мне казалось бы, что человек, который собирается начинать жизнь с другим человеком, которого он называл любимым, не должен томиться из-за того, что какая-то артистка…

– И об артистке Шванин рассказал?

– Нет. Об артистке он не рассказал, но это томление, эта тоска, эти ночные кутежи вне дома… Недаром этот ваш знакомый рассказывал, что он целую ночь вас утешал… Сначала утешитель, потом утешительница явится…

– Верочка…

– Вера Дмитриевна.

– Оставьте это. Все вздор.

– Ну, знаете, Алексей Сергеевич, если для вас это – вздор, чего же я могу ожидать дальше?..

– Верочка…

Еще через несколько дней мне удалось восстановить прерванную чужой добротой линию своей жизни. Деньги я вернул Шванину с короткой и характерной припиской, после которой мы избегали встреч друг с другом.

Мне рассказывали, что в одном обществе, говоря обо мне, Шванин невольно прослезился при воспоминании о незаслуженной обиде и тихо сказал:

– Как тяжело, как больно быть отзывчивым… Они топчут это чувство сапогами… Так жестоко, так холодно топчут…

С тех пор я решительно избегаю встреч с добрыми людьми.

1915

Из сборника «Чертово колесо» 1916

Ребенок

Вы, наверно, сами знаете это чувство, когда всем заранее сказано, что вы находитесь за городом, прислуга предварительно отпущена на целый день со двора, с телефона снята трубка, а сами вы в волнении бегаете по комнате, приводите все на столе в художественный беспорядок, десятый раз переставляете цветы с подоконника на этажерку, с этажерки на выступ печки, оттуда снова на подоконник, пока стенные часы в столовой не пробьют восемь ударов.

Сейчас должна прийти Женя. Может быть, даже ее зовут или Наташей, или Лизой, это все равно. Должно прийти существо, пахнущее знакомыми духами, морозом и с волосами, на которых повиснут капельки тающего снега. Существо будет болтать глупости, то сердиться, то говорить такие милые слова, от которых душа улыбается и целых два дня сладко кружится голова.

Хотя к этому моменту готовишься с девяти утра, но когда в прихожей внезапно дребезжит робкий звонок – кто из нас поступает логично и последовательно.

В такое время и позвонил Суханов. Когда я открыл дверь и на меня взглянули две пары жизнерадостных веселых глаз Суханова и его жены, державшей какой-то ватный сверток на руках, я понял, что на меня надвинулось что-то большое и плохо отвратимое.

Зная мое неумение искренне радоваться неожиданному приходу старых приятелей, Суханов оборвал меня корректным обещанием:

– А мы к тебе на минутку…

– Пожалуйста, пожалуйста, – убито улыбнулся я, – очень рад… Раздевайтесь, Марья Павловна…

Она взглянула на мужа, на ватный комок, из которого на меня с недоверием выглянула еще пара маленьких подслеповатых глаз, и охотно стала снимать шляпку.

– Нет, нет, Мурочка, – остановил ее Суханов, – не будем мешать Сашке. Сама знаешь, дело холостое… Оставим и уйдем…

– Что оставим? – с тревогой спросил я. – Может, ко мне пройдем… Что мы в прихожей стоим…

– Да нет, что там… Только уж будь другом, выручи…

– Господи, Суханов, – с тайной надеждой в голосе вырвалось у меня, – да что же вы по телефону-то… С удовольствием, брат… Я как раз сейчас при деньгах…

И с радостной торопливостью я полез в бумажник.

– Брось… Не в том дело. Деньги есть… Нам, брат, с ней. на свадьбу сходить надо…

– Сходи, Суханов, – не теряя надежды, предложил я, – я люблю этот обряд. Веселый такой…

– Знакомые одни… И тут неподалеку от тебя… Даже ты бы мог пойти…

– Не хочется что-то, Суханов…

– Да это я так, к слову… Вот мы, значит, пошли с нашей Зинкой…

– Какой Зинкой?

Суханов умиленно кивнул на ватный сверток, булькающий и трясущийся на руках его жены.

– С ней вот… Подъезжаем уж почти к тебе, как она вот и говорит…