Жук золотой - [79]
Тепленькая в ужасе заламывает свои холодеющие руки у груди.
Но, видимо, образ, навеянный шинелью, секундантами и общей атмосферой необычности происходящего, был настолько силен, что Мишка опустил шпагу и протянул мне руку. Никто не ожидал от Комка такого благородства. Я заметил, что он тайно поглядывает на окна класса, где должен мелькать вожделенный профиль. Видит ли Тепленькая, как ведет себя один из ее кавалеров?!
Толька Котел подобрал мою шпагу и заорал:
– Бой окончен! Победа Михи однозначная.
Жириновский нашего детства. «Однозначная»…
Хусаинка спокойно шпагу отобрал и передал мне:
– Бой продолжается! До первой крови!
Так и хочется написать: и вновь зазвенели клинки!
Они и правда зазвенели. В моем воображении. Атос, Портос и д’Артаньян! А еще – «Бороться и искать, найти и не сдаваться». Саня Григорьев и Ромашка… Любимая книга детства «Два капитана».
Теперь я действовал крайне осторожно и расчетливо. Через пару-тройку боковых атак моя шпага оставила черный чирк. След на белой рубашке Комка. Видимо, выпав из моей руки в первом раунде дуэли, клинок запачкался в угле. Дуэль происходила, как я уже сказал, на заднем дворе, рядом со школьной котельной. Теперь уже Хусаинка заорал:
– Убит!
И весь класс подхватил:
– Убит, наповал!
Класс был явно на моей стороне. Власть тирана кончалась. Мишка Комок с ужасом смотрел на свою рубашку. Как будто на ней расплывалось кровавое пятно. Потом он перевел злобный взгляд на меня, торжествующего, перехватил свою деревянную шпагу за клинок и со всего размаху ручкой треснул меня по голове. Шпага от удара сломалась. Слава богу, шапка спружинила. Но я повалился на мокрый, рыхловатый уже и похожий на сахар-песок, снег. Михино благородство, навеянное Пушкинианой, словно корова языком слизнула. Он бросился на меня сверху и принялся лупцевать кулаками. Тут уж подхватились мои секунданты Пыжик и Бурыха. На них бросился Котел. Девчонки завизжали.
Разнял нас, конечно, директор школы Поликутин. Он, оказывается, тоже наблюдал за дуэлью из окна учительской.
Вчетвером мы шли по улице от школы. Впереди весело переговаривались Лариска с Хусаинкой, мы с Серегой шагали следом. Я все время подтягивал кровянистую юшку, текущую из разбитого носа, Бурыха размахивал руками, объясняя, как он взял на калгана Котла. Я нес, как победитель, портфель Тепленькой. Изредка она оборачивалась на меня, но явно усики Хусаинки ей нравились больше, чем мой распухший нос. Я же размышлял. Я вообще был пытлив с детства. И работящ. Но я уже, кажется, писал об этом. Я думал так: «Ну, вот я „убил“ на дуэли противного Миху… Несу ее портфель… А она заигрывает с Хусаинкой… С тем самым, который категорически отказался взять Тепленькую на плот в наш будущий сплав по Иске. И где же справедливость?!»
Справедливости не было.
Ее нужно было искать вновь и вновь.
Найти и не сдаваться. За любовь бороться приходится всегда.
Знаменитый сплав еще не состоялся. Пока мы только рубили плот. Мы строили его на задах мангаевского огорода, в непосредственной близости от Амура. Небольшое болотце, пока еще затянутое ледком, соединялось с рекой узкой протокой. Здесь, на специальных бревнах, которые мы назвали стапелями, сбили неуклюжую и тяжелую раму. Сбили, действительно, без единого гвоздя. Только стыки на углах укрепили коваными скобами. Иначе бы рама развалилась. Пришел Лупейкин. Попинал носком сапога неструганую боковину нашей будущей шхуны. Плот мы решили почему-то сразу называть шхуной. Название пока не придумали. Я предлагал плот назвать Санта-Мария. Тайно надеясь впоследствии Марию заменить на Ларию. Сам придумал. А что? Санта-Лария! Совсем не плохо… Не Лариса же?!
Хусаинка был категорически против. В наше будущее путешествие, прознав о корабельной верфи, просились многие из класса. Не только мальчишки, но и девочки. Хусаинка был суров: «Баб на шхуну не берем». Решили посоветоваться с Лупейкиным.
Адольф задумчиво посмотрел на плот, пожевал губами:
– Как вы его с места сдвинете?! Такую гробину сколотили.
Хусаинка на «гробину» обиделся:
– Да очень просто – пóкатом!
Пóкатом (с ударением на первом слоге) – значит, подкладывая бревна под раму плота и толкая, действительно, громоздкое сооружение к воде.
Пришел Женя, знаток ремесел. Учился Жопик на одни пятерки. В каждой школе такой ученик обязательно находится. Ботан. Его отец, Георгий Ефимович Розов, был учителем пения и краснодеревщиком. От отца Женька перенял умение столярничать, вырезать лобзиком и даже делать пистолеты и шпаги, не отличающиеся от настоящих.
Женька был категоричнее Лупейкина:
– Он у вас и метра не проплывет. Потонет!
– Как это?! – почти в один голос заорали мы с Хусаинкой.
– А так это! – язвительно ответил Женька. – Вы на раму выбрали сырой листвяк. Он же, как топор-колун, сразу пойдет ко дну! И, вообще-то, чертеж у вас есть?
Никакого чертежа у нас не было. Рубили на глазок.
– Иди отсюда, Жопик! – разозлился Хусаинка. – Все он знает… Сорок один – ем один! Как-нибудь без тебя справимся.
Женька гордо удалился.
Я спросил Лупейкина: можно ли на корабль брать женщин?
Адольф, нам показалось, даже с лица сбледнул:
Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.