Жук золотой - [61]

Шрифт
Интервал

Они рыдали и пили. Я в это время уже начал кое-что смекать. Мне было 14 лет. Я свернул ватман трубкой, зашел в церковь, истово помолился за маму, за бедного Кожебаткина, за Осьмеркина. Помолился и пошел на совет отряда утверждать номер „Воинствующего безбожника“, редактором, художником, издателем и единственным читателем которого был я. И в моей душе был полный покой. Я не мучился. Сейчас я никак не могу этого понять…»

Прошу прощения за длинную цитату.

Никакой двойственности не чувствовал и я.

Мне, правда, уже было 16 лет.

И смекал я не кое-что, а многое.

А стал я популярен, вне всякого сомнения, еще раньше, в шестом классе. И в деревне Иннокентьевке, и в Магинском интернате. Сообщаю об этом как о данности. Безо всякой рисовки. Детский поэт Рутен Аешин, сотрудник районной газеты, приглашал меня на семинары в недалекий от Маго районный городишко Николаевск-на-Амуре. Пройдут каких-то четыре года, и меня, вместе с моими новыми дружками Леней Школьником и Сашей Урванцевым, назовут надеждой дальневосточной поэзии. Хотя сегодня звучит грустновато. Остаться несбывшейся надеждой… Чувствуете печаль? Как сейчас говорят мои воспитанники, юные корреспонденты, печалька.

С юнкорами я занимаюсь в студии «Новый фейерверк».

Учу их профессии репортера.

«Новым фейерверком» назывался рукописный журнал, который мы выпускали с Леней и Сашей на первом курсе филфака. Только что советские танки вошли в Чехословакию. Мы выражали свое несогласие и печатали сомнительные анекдоты. Позже, после нашего разоблачения, их назовут антисоветскими. Не верьте тому, что всего лишь несколько человек, меньше десяти, вышли на Красную площадь с протестом против танков. По стране их было сотни. Если не тысячи. Главного редактора «НФ» Володю Сополева исключили сначала из комсомола, потом из института. Он ушел служить в армию. Меня тоже исключали. Но я восстанавливался. Апелляцию подавал даже в ЦК ВЛКСМ. В апелляции я писал, что хочу быть в первых рядах советской молодежи. Передовой и смелой, лучшей части нашего общества. И что я, внук партизана и большевика, выступаю за социализм с человеческим лицом. Без комсомола мне никак нельзя. Я никогда не был диссидентом. И в социализм с человеческим лицом верил.

Интересно, что никого не посадили. Последний вердикт, записанный у меня в учетной карточке члена комсомола: «Объявить строгий выговор за политическую близорукость и беспринципность».

В свое время моего деда Кирилла, как троцкиста и пособника японского милитаризма, ссылали на Сахалин. Вместе с его дружком Айтыком Мангаевым. Откуда сбежали – туда и вернулись.

Социализма с человеческим лицом не получилось.

Что мы строим сейчас – никто не знает.

Вот китайцы знают, а мы – нет!

Мне кажется, что даже Путин не знает.

Хотя он очень целеустремленный человек.

Леня стал известным израильским журналистом, живет в Иерусалиме. Выпускает интернет-газету «Мы здесь». Пять лет был главным редактором старейшей еврейской газеты «Форвертс» в Америке. Я к нему ездил. И в Балтимор, и в Иерусалим. Мы не потеряли друг друга. Саша Урванцев на даче под Хабаровском выращивает саженцы деревьев и цветы. Неплохое занятие для поэтов. И императоров. Правда, Римский император Гай Аврелий Валерий Диоклетиан, что было известно в наши годы любому восьмикласснику, выращивал капусту.

Кажется, не многие юнкоры знают про Гая Аврелия Диоклетиана.

Не думаю, что для них такой пробел в знаниях удручающ.

В дальнейшей моей жизни никто и никогда так не бегал за мной по коридорам, как бегали третьеклашки школы вместе с моей младшей сестренкой Людкой. Младшей, по отцу. Мамы у нас были у каждого своя. А отец один. И никто с таким восторгом не шептал мне в спину: «Во-он он! Шурка… Тот самый. Он печатает стихи в газете!»

В детстве меня звали Шуркой. Никитка – просто слащавый поэтический образ, навеянный графом Толстым.

Газета называлась «Ленинское знамя».

Никто и никогда так не бегал за мной…

Позже я прошел по другим коридорам. Даже и царскими палатами хаживал. Не говоря о сенате США или о том же парламенте Великой Британии. Тогда меня уже звали Алексом. От Шурки до Алекса очень длинный путь. «Не реальный!» – говорит Юлия, подсказавшая тему моего нынешнего сочинения «Как я провел этим летом». Только, наверное, точнее будет не «этим летом», а «этой жизнью». Здесь я использую грамматически неправильное согласование слов. Прием называется, как вы сами догадались, анаколуф. К анаколуфу близок эрратив – систематическое нарушение синтаксиса. Проще говоря, заумь. Впрочем, к теме лишних людей и «потерянного» поколения обозначенные приемы никакого отношения не имеют.

Разве что к писательству.

Иногда мне кажется, что тот путь прошел какой-то другой человек.

А вовсе не я.

Лицо в утреннем зеркале подтверждает мою догадку.

Принцесса Тайланда однажды царственно протянула мне руку. Ладонью вниз. Следуя строгому королевскому протоколу, я полз к ней на коленях примерно метров десять, елозя черными, к смокингу, брюками с лампасами по ворсистому белому ковру. Приложился к узкой, блистательной ладони. И никто, включая тайскую принцессу и нескольких премьер-министров, и даже двух президентов, Израильского и Чешского, никто не закатывал в восторге глаза и не приходили в экстаз от того, что я печатаю свои стихи, очерки и рассказы.


Еще от автора Александр Иванович Куприянов
О! Как ты дерзок, Автандил!

Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.


Истопник

«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.


Рекомендуем почитать
Вторая березовая аллея

Аврора. – 1996. – № 11 – 12. – C. 34 – 42.


Антиваксеры, или День вакцинации

Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.


Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков

Ремонт загородного домика, купленного автором для семейного отдыха на природе, становится сюжетной канвой для прекрасно написанного эссе о природе и наших отношениях с ней. На прилегающем участке, а также в стенах, полу и потолке старого коттеджа рассказчица встречает множество животных: пчел, муравьев, лис, белок, дроздов, барсуков и многих других – всех тех, для кого это место является домом. Эти встречи заставляют автора задуматься о роли животных в нашем мире. Нина Бёртон, поэтесса и писатель, лауреат Августовской премии 2016 года за лучшее нон-фикшен-произведение, сплетает в едином повествовании научные факты и личные наблюдения, чтобы заставить читателей увидеть жизнь в ее многочисленных проявлениях. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Мой командир

В этой книге собраны рассказы о боевых буднях иранских солдат и офицеров в период Ирано-иракской войны (1980—1988). Тяжёлые бои идут на многих участках фронта, враг силён, но иранцы каждый день проявляют отвагу и героизм, защищая свою родину.


От прощания до встречи

В книгу вошли повести и рассказы о Великой Отечественной войне, о том, как сложились судьбы героев в мирное время. Автор рассказывает о битве под Москвой, обороне Таллина, о боях на Карельском перешейке.


Прощание с ангелами

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.