Жук золотой - [111]
Среди других журналистов.
Вдруг неожиданно Петрович, как мы его быстро стали называть, встретившись в его родной деревне Овсянке, улыбался странной улыбкой. Как бы точнее описать? Наверное, улыбкой фронтовика, человека, много повидавшего на белом свете. И прошедшего большие испытания. Он как бы давал понять собеседнику, что с ним, с Петровичем, не пропадешь! Даже из топора сваришь кашу. С хитрецой, с некоторым лукавством, я бы даже сказал, с прищуром была особенная улыбка Астафьева. Ни у кого другого такой я не встречал. Жизнь его в родной деревне, поведение Астафьева, его позиция в литературе, наконец, его знаменитые книги стали тоже стилем. Ни с кем не сравнимым.
Был Астафьев не только превосходным рассказчиком, но и благодарным слушателем. Расспросив меня про маму-учительницу, отца-капитана и про деда, беглого каторжника с Сахалина, он неожиданно спросил: «Пишешь, небось?!» Я признался, что написал свою первую повесть. Называется «Золотой Жук». После замечаний Астафьева, кстати, я переименовал повесть в «Жук Золотой». Виктор Петрович попросил: «Пришли. Я почитаю».
Я стал отнекиваться, видя письменный стол писателя, заваленный письмами читателей, гранками готовых романов и рукописями будущих книг. Супруга Мария, которую он называл Маней, неотступно стояла за спиной и контролировала розлив рюмок. Но он настаивал на своем. Вернувшись в Москву осенью после сплава – мы дошли до острова Диксона, я отправил рукопись бандеролью на красноярский адрес Виктора Петровича. Смешной эпизод произошел на почте. Меня спросили: «Во сколько оцениваете бандероль? Надо писать цифрою…» Я растерялся: «Да нисколько она не стоит!» – «Ну, вот и пишите – бесценная».
Так и написал. А назад, похоже, она вернулась бесценной для меня.
Через несколько месяцев, после Нового года, получил ответ и почерканную рукопись. Петрович советовал садиться за письменный стол и работать уже не наспех, а по-настоящему.
Через месяц или два рукопись повести, правленную Астафьевым, я потерял. Оставил, по пьянке, конечно, вместе с дипломатом в такси. Тогда мы портфели-дипломаты не называли еще кейсами. Пытался восстановить. Бесполезно. Мучился, мучился…
Издал уже несколько других книг.
И сел писать повесть «Жук Золотой» заново.
Через много лет.
Встреча с могучим человеком повлияла на мою жизнь кардинально. Мы бражничали в Красноярске, на квартире Николая Кривомазова, тогдашнего собкора «Правды». Благодарю судьбу, что встреча с Астафьевым состоялась. А иногда ее же, судьбу, проклинаю… Теперь все свое свободное время я провожу или в путешествиях, или за письменным столом. Сейчас я мог бы отчитаться о работе над ошибками перед Астафьевым. Но Петровича уже давно нет с нами. На его могиле я бываю. Надеюсь не потерять самоиронии и трезвого взгляда на свои труды.
Получалось, что все мои встречи с писателями были не случайны. Они не готовились специально, но будто кто-то подталкивал меня к появившейся, кажется, что совершенно случайно, дорожке. Словно кто-то говорил мне: «Наберись ума-разума!» И не то чтобы я боялся попасть под чье-то влияние. Я просто отходил в сторону.
«Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку – каждый выбирает для себя». Строчки еще одного фронтовика, поэта Левитанского. Просто и ясно. Точнее не скажешь. Левитанского я видел один раз, на поэтическом вечере.
Отдача от выстрела в плечо была такой сильной, что я чуть не упал. Но я заметил, что птица, летящая первой, стала снижаться. Она летела прямо на меня! Не планировала, а именно летела, со свистом рассекая воздух. Мне кажется, она даже уже не махала крыльями. Тогда я нажал вторую гашетку двустволки. Птица упала почти под ноги. Правое ее крыло и грудь окрасились кровью. Кровь проступала сквозь бело-серое оперенье. Два патрона, которыми я зарядил ружье, оказались не с дробью, а с настоящими пулями.
Невероятно…
Дважды я попал в большую и сильную птицу.
Прикладом я повернул длинную и толстую шею. Она была еще жива, просто какая-то огромная птица с белым опереньем. Глаз птицы выкатился и смотрел на меня недобро.
И тут что-то торкнуло меня. Я поднял голову и посмотрел в небо. Стая пролетела, но одна птица все кружила и кружила над озером. Потом она тоскливо закричала и стала снижаться. И тогда я понял, что убил не гуся, а лебедя. Опытные охотники рассказывали, что в лебедей стрелять нельзя. Они летают парами. Если убьешь лебедя, то лебедка не покинет места гибели. Будет кружить и кружить над охотником.
Так и случилось.
Я испугался и рванул из леса. Позже, работая корреспондентом по Магаданской области, я расследовал факты браконьерства в лебедином заповеднике. Директор заказника и его дружки из Московского министерства били лебедей на подлете, с вертолета, из калашей. Автоматов Калашникова. Когда я улетал из далекого северного поселка на моторном самолетике-«аннушке», директор, в роскошной волчьей шубе, приехал к рейсу и пытался при летчиках и пассажирах всучить мне норковую шапку и авоську с морожеными хариусами. Он сказал мне, широко улыбаясь: «Тут не взятка, корреспондент! Просто подарок. Твой материал в газете все равно не напечатают!»
Две повести московского прозаика Александра Куприянова «Таймери» и «О! Как ты дерзок, Автандил!», представленные в этой книге, можно, пожалуй, назвать притчевыми. При внешней простоте изложения и ясности сюжета, глубинные мотивы, управляющие персонажами, ведут к библейским, то есть по сути общечеловеческим ценностям. В повести «Таймери», впервые опубликованной в 2015 году и вызвавшей интерес у читателей, разочаровавшийся в жизни олигарх, развлечения ради отправляется со своей возлюбленной и сыном-подростком на таежную речку, где вступает в смертельное противостояние с семьей рыб-тайменей.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.
МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.
«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.