Жребий вечности - [123]

Сейчас, стоя на площадке возле особняка фюрера, Скорцени мог чувствовать себя кем угодно: заговорщиком, клятвоотступником, интриганом… Но кем бы он ни представал перед самим собой – перед фюрером и Германией он остается солдатом, до конца выполняющим свой долг. Пусть даже долг этот заключается в столь деликатной миссии… Разве похищение Муссолини не вызывало сомнений, разве Гитлер не предупредил, что, в случае провала, от него, Скорцени, отрекутся, представив дело так, будто он действовал на свой страх и риск?

– Как долго фюрер задержится здесь, господин оберштурмбаннфюрер? – еще на ходу спросил фон Кефлах, направляясь к нему из караульного помещения.

– Мне абсолютно ясно, что вы не заинтересованы, чтобы он задерживался здесь более часа, штандартенфюрер. Однако ничем не могу помочь. Вам придется потерпеть еще целых два часа.

– Значит, два, – извлек комендант ставки расписанный вензелями портсигар. Несмотря на двусмысленность ответа Скорцени, он по-прежнему был настроен крайне миролюбиво. – Что-то вновь произошло в «Вольфшанце», что-то вновь произошло…

– Что вы имеете в виду? – отказался первый диверсант рейха от предложенной сигареты.

– После того, что там не так давно произошло, мы каждый раз прислушиваемся к сообщениям из Восточной Пруссии с особым волнением. Будь я фюрером, я бы уже не смог оставаться в «Вольфшанце», где меня предали столько генералов.

– Возможно, поэтому вы и не фюрер. Настоящий вождь должен утверждать себя именно там, где его пытались низвергнуть. В этом сила его духа. Вы заметили, с каким достоинством держится сейчас наш фюрер? Разве, глядя на него, кто-либо решится утверждать, что этот человек пережил заговор, страшную измену почти всех ближайших генералов?

– Да, в общем-то, он держится, – несколько неуверенно подтвердил фон Кефлах.

– Все еще сомневаетесь? Вас что-либо смущает в его поведении?

– Да нет, – умудрился фон Кефлах забыть, что перед ним низший по чину. – Фюрер проявляет исключительное мужество. Все мы здесь, в «Бергхофе», горды тем, как он решительно расправляется со всем этим сбродом изменников. Ибо таков этот мир, будь он проклят.

– Вы правы, господин фон Кефлах. И в том, что фюрер находится здесь, – тоже проявление высочайшего мужества.

Комендант ставки напрягся, пытаясь понять смысл сказанного, однако это ему не удавалось. Впрочем, от него этого и не требовалось. Провоцируя фон Кефлаха на разговор, Скорцени всего лишь пытался выяснить, не заподозрил ли тот в появившемся здесь «фюрере» двойника. Похоже, не заподозрил.

«Даже если он и проболтается, то речь будет идти о тайном появлении здесь фюрера, а не Имперской Тени», – подумал Отто, так и не решившись превратить коменданта в прямого соучастника своей авантюры.

Остававшееся до окончания рандеву время они провели вместе, за бутылкой венгерского вина, появившегося у коменданта после недавнего визита в ставку венгерской правительственной делегации. Из караулки хорошо был виден вход в виллу и слегка подернутый дымкой краешек луны, осторожно выглядывавшей из-за островерхой крыши особняка. Скорцени здесь нравилось: ни гула самолетов, ни городской суеты. Какая-то умиротворенная отрешенность от всего остального мира, который оставался вне этого горного края.

На месте фюрера он бы еще основательно подумал, стоит ли возвращаться в мрачные подземелья «Вольфшанце» и в удушливую атмосферу летнего Берлина. И, конечно же, поторопился бы с созданием редутов Альпийской крепости, позаботившись при этом о парочке хорошо замаскированных аэродромов – с ангарами в недрах скал.

– Утверждают, что вы знаток местных гор, пещер, легенд, всего прочего, – обратился он к фон Кефлаху.

– Обо мне могут судить по-разному, господин оберштурмбаннфюрер.  Многим кажется, что моя служба ничто в сравнении со службой на фронте. Но пусть это остается на совести болтунов и завистников.

– Вот именно – болтунов и завистников, дьявол меня расстреляй.

– Но когда вам понадобится человек, который по-настоящему знает все местные ущелья, тайные тропы и заброшенные в горах штольни, вспомните о фон Кефлахе. Лично вам это спасет нервы, а многим – жизнь.

– Постараюсь не забывать о вас, штандартенфюрер. И вообще, это не в моих правилах: забывать о ком бы то ни было – друзьях или врагах.

– Особенно о врагах, – согласился фон Кефлах.

Луна уже окончательно осмелела и демаскирующе освещала горное плато, скалистую долину и косматые склоны окрестных гор. Скорцени взглянул на часы: Имперская Тень провел с Евой на десять минут дольше, чем предполагалось.

«Уж не вздумал ли этот идиот окончательно овладеть сердцем рейхсналожницы? – слегка встревожился он. – Он что, действительно хочет втравить нас обоих в грандиозную авантюру, которой Гитлер не простит мне даже после покаяния на Страшном суде, дьявол меня расстреляй? Но что теперь? Идти вышвыривать его из спальни любовницы фюрера?!»

Он, конечно, допустил ошибку, что повез его к Еве Браун, так и не познакомив с Лже-Евой, дожидавшейся своего звездного часа в охотничьем домике неподалеку от «Вольфбурга». Но слишком уж хотелось, чтобы Имперская Тень испытывал свои чары на Браун, не ощущая привязанности к ее двойнику. Теперь Скорцени переживал то волнение, которое знакомо режиссеру, решившемуся выпустить на сцену в одной из заглавных ролей неоперившегося новичка. И когда Имперская Тень, наконец, явил свой лик подлунному миру – облегченно вздохнул.