Жребий изгоев - [11]

— Негоже вою коня на чужих людей бросать, — возразил молодой немедля. — Ты укажи, где овёс взять, а уж покормим коней мы сами. Да и конюшню отвори. Мы и ночевать у тебя будем, если место есть, вестимо.

— Как не быть, — повторил Чапура и крикнул, оборотясь. — Колот!

Из конюшни выглянуло сонный работник. Кмети невольно расхохотались, глядя на приставшие к помятому лицу и торчащие из вздыбленных и перепутанных волос былки сена.

— Захребетник твой? — всё так же сумрачно спросил молодой.

— Ну, — подтвердил Чапура. — Лодырь, каких мало.

— Чего надо-то, хозяин? — сипло спросил парень, всё ещё оторопело моргая.

— Укажи путникам, где у нас овёс. Да коней обиходить помоги.

— Спаси бог тебя, хозяин, — чуть наклонил голову молодой. И в этот миг Чапура его узнал. Нечасто доводилось до сего дня бывать корчмарю в стольном городе волынской земли, а всё же бывало.

— Княже? Ростислав Владимирич?! — не веря свои глазам, корчмарь шагнул с крыльца.

Лицо молодого вмиг изменилось — из сумрачного стало совсем мрачным и настороженным. Он опасно прищурился:

— Не ори! Откуда меня знаешь?

Кмети приближались, и кое-кто уже приздынул из ножен меч.

— Так… во Владимире встречались, — развёл руками Чапура. — Ты уж не обессудь, княже.

— Тихо, тебе говорят, — повторил князь. — Ишь, расшумелся, будто кума любимого встретил. Народу в корчме много?

— Двое всего, — корчмарь сглотнул.

— Кто таковы? Не подсылы киевские часом?

— Путники случайные, — пожал плечами корчмарь. — Один не то с Турова откуда-то, а другой — из соседней веси.

— Здешний, говоришь? — князь задумчиво свёл брови.

— Да ты не сомневайся, Ростислав Владимирич, — понял его Чапура. — Он дальше своей веси да моей корчмы в жизни не бывал, откуда ему тебя знать.

— Добро, — кивнул Ростислав. — Вот чего, корчмарь… как звать-то тебя?

— Чапурой кличут.

— Горница отдельная есть, Чапура?

— Как не быть, — опять сказал корчмарь.

— Я у тебя в той горнице подожду, — задумчиво сказал князь. — Скоро ко мне человек должен приехать. Отай, понял?

Чапура молча кивнул.

— Так ты, если и его когда видал тоже, не вздумай орать на весь двор. Внял?

Чапура опять кивнул. Чего уж тут не понять… Отай так отай.

— А поспеет путник-то твой?

— А чего? — не понял князь.

— А поглянь-ка, — корчмарь повёл головой к закатному окоёму. Оттуда медленно, но неуклонно надвигались лиловые грозовые тучи. Воздух густел, становилось трудно дышать.

— Гроза его не остановит, — Ростислав Владимирич усмехнулся. — Он человек непростой. Если вообще человек…

За окном равномерно и мощно шуршал весенний дождь. Гроза рокотала и ворочалась где-то в стороне, весело сверкала молниями, и только изредка прямо над корчмой раздавался трескучий и гулкий разряд.

Чапуре скучно уже не было, невзирая на то, что корчма опустела — оба гостя, и туровский путник, и местный весянин, давно убрались за дверь, чтоб продолжить знакомство в ином месте, скорее всего, у весянина дома, к вящей «радости» его жены. Корчмаря грызло любопытство — не каждый день князь отай приедет к тебе домой.

Княжьи кмети сидели в корчме, но не шумели и — удивительное дело! — пили только квас. А когда Чапура спросил, где они будут ночевать, старшой беспечно ответил — а в конюшне! Князь сидел безвылазно в горнице.

Ждал.

А Чапура сидел внизу и думал — кто же это такой, что должен отай приехать к Ростиславу Владимиричу. Что за непростой человек, если его так ждёт в одинокой корчме гордый и самолюбивый волынский князь.

А то и не человек?

Да кто же такой?

Чапура тоже ждал.

За окном сверкнуло так, что в корчме поблекли огоньки светцов. А в следующий миг грянуло — Чапура подпрыгнул и перекрестился, а после ещё и очертил голову, сберегая себя от гнева Перуна. Крест на груди отнюдь не мешал ему, как и большинству русичей, почитать Перуна, Дажьбога и Велеса.

Грохот ещё не стих, когда дверь распахнулась. Поток сырого холодного воздуха едва не загасил светцы. На пороге, словно вынырнув из мутного дождя, возник человек — в длинном плаще и посаженной набекрень шапке.

Незваный гость переступил порог. С него лилась на пол вода, хлюпая, вытекала даже из сапог, будто он не просто побывал под дождём, а окунулся в воду с головой. Дорогой тёплый мятель был безнадёжно испорчен водой и грязью — чистить теперь, не отчистить.

Гость обвёл взглядом пустую корчму, на миг задержал его на княжьих кметях в углу и удовлетворённо хмыкнул. Корчмарь и глазом моргнуть не успел, как чужак очутился у самой стойки.

— Поздорову, хозяин, — он весело улыбнулся.

Чапура озадаченно поздоровался. Гость сразу поставил его в тупик: на вид лет тридцать — тридцать пять, короткая борода и усы цвета дубовой коры. Из-под туго сидящей шапки выбиваются длинные волосы. Одет богато, мало не по-боярски, кое-где и золото блестело. Да и было в нём что-то неописуемое словами и невыразимое, такое, что видавший виды Чапура сразу про себя решил: непрост.

— Тут меня дожидаться должны, — пришлец утёр мокрые усы, зачем-то посмотрел на руку. Оборотясь, он опять скользнул взглядом по кметям, за столом, кому-то кивнул. Снова глянул на Чапуру и твёрдо досказал. — Князь Ростислав Владимирич.

— Он наверху, — опустил глаза Чапура. — По лестнице подымись, господине. Там всего одна дверь.