Жребий - [59]

Теперь с Захаровной они поменялись ролями. А Наталья Сергеевна прибегала к нему почти ежедневно. Назревала еще одна проблема: как быть дальше с Наташкой? Отношения их зашли уже достаточно далеко. Он чувствовал, что прирастает к ней, и положение его становится мучительным. По лукавой ухмылке Захаровны и ее возобновившимся витиеватым женитьбным разговорам он догадывался, что они, видимо, где-то случайно столкнувшись друг с другом, уже успели познакомиться. Но обе молчат и скрывают этот факт от него. Невольно вспыхивал в его сознании затухающий образ Коки…

Подоспели майские праздники. На 1-е мая явился к нему в больницу Прайс со своим напарником по урокам. И, конечно, Додик — подлинное имя Прайса — притащил бутылку шампанского. Пришли прямо с демонстрации, оба неуемно шумные и на хорошем веселе. Нетудыхин пить отказался.

— Ты что, Тима, умереть здесь, что ли, задумал? — сказал Прайс. — Я же потеряю такого понтнера! Ты посмотри, как кругом народ гудит. — Они сидели на лавочке во дворе больницы. — А ты болеть вздумал, не годится. Ради всемирной солидарности трудящихся — хлебнешь?

— Не совращай! — отвечал Нетудыхин. — Сказал — точка. Я же лечусь!

— Но не от алкоголизма же! Ладно, давай, Наум, открывай бутылку. Он упертый, как бык. Игнорирует рабочую солидарность. Штрейкбрехер, стервец.

Хлопнула пробка. В бумажные стаканчики полилось бурлящее шампанское.

— А! — сказал Прайс восхищенно. — Зря ты отказался. Ну, твое здоровье!

Когда шампанское прикончили и стало еще веселей, Прайс, вдруг спохватившись, сказал:

— Слушай, Тим, я чуть не забыл, мы же тебе передачу сообразили.

— Я и так тут вполне сыт.

— Э-э, нет. Такого цимуса тебе даже Наташка не принесет. — Прайсу было ведомо об отношениях Нетудыхина с Натальей Сергеевной. — Вот, держи, — и он вручил Тимофею Сергеевичу небольшой пакет.

— Что это? — спросил Нетудыхин.

— Потом посмотришь.

— А может, мне нельзя этого есть?

— Тогда сейчас посмотри.

Нетудыхин развернул пакет и удивился: в нем находились банка кетовой икры и упаковка плиточного чая.

— Чай, заметь себе, краснодарский, — сказал Прайс. — Дефицит! Ну а икру, я думаю, тебе не возбраняется есть.

Все трое захохотали.

После долгого и веселого сумбурного разговора Нетудыхин провел их до ворот больницы и вернулся в корпус. Червь печали стал подтачивать его. За окном палаты буйствовала весна, а он вынужден был отлеживаться здесь, в больнице.

Он вспомнил реплику Прайса о Наталье Сергеевне и подумал, что в школе, наверное, уже многие знают об их отношениях. Знает, вероятно, и Ахриманов. Мог бы даже обвинить Тимофея Сергеевича еще в какой-нибудь очередной пакости. Но почему-то воздержался. Скорее, просто не сориентировался вовремя.

В середине дня к нему пришли мальчишки из его класса. Заявились, шалопаи: Приварников, Глыба, Сапрыкин и Разуваев — гопкомпания. Кого-кого, а этих субчиков Нетудыхин никак не ожидал. Ведь он с ними постоянно конфликтовал. Костю Приварникова даже грозился выпустить без аттестата, по справке.

Нетудыхин подал всем руку. Мальчишки плутовато ухмыльнулись. Необычным каким-то казался им Тимофей Сергеевич в больничной пижаме.

— Ну, как дела? — спросил Тимофей Сергеевич.

— Нормально, — сказал Приварников. — Как ваши дела?

— Так уж и нормально, — сказал Нетудыхин. — Ты двойку, Андрей, по физике исправил?

— А как же? — сказал Глыба. — Законно.

— Молодец! — сказал Нетудыхин. — Тогда и у меня дела нормальные. А то я тут лежу и переживаю, что тебя Константин Александрович может завалить.

— Ну да! — сказал Глыба. — Сил маловато. Все будет в ажуре, Тимофей Сергеевич, не надо переживать. После праздника подзубрю основательно и буду давить Помидора, чтобы меня спросил. Честно.

— Даешь ты, Андрюша, — сказал разочарованно Тимофей Сергеевич, переходя на язык своих мальчишек. — Обрадовал меня. Долго тянешь.

— Я сосредотачиваюсь, Тимофей Сергеевич, — сказал серьезно Глыба. — Как перед взятием штанги. — Глыба занимался штангой и внешне очень соответствовал своей фамилии.

— Долго сосредотачиваешься, — сказал Нетудыхин. — Могут дисквалифицировать.

— Ну, что ж. Вес серьезный на инструменте стоит: это же физика! Если бы Помидор не вредничал… Не может уже на трояк расколоться. Мне физика все равно ни к чему.

— Почему же ни к чему?

— Потому что у меня есть штанга.

— Но ты же не будешь всю жизнь заниматься штангой!

— А вы думаете, я к тому времени, когда брошу штангу, что-нибудь буду еще помнить из физики? Кроме веса, конечно.

— Да, действительно, — сказал Нетудыхин. — Убийственный довод.

— Но физику тем не менее учить нужно, — копируя Тимофея Сергеевича, сказал, ехидно улыбаясь, Сапрыкин. — И на Помидора давить следует нежно. Иначе лопнет и разозлится по-настоящему. Тогда тебе, Андрюша, кранты.

— Нет, кто это еще тут возбухает? — сказал Глыба, раздражаясь и не улавливая юмора. — Вы посмотрите на него! Сам еле-еле волокет на трояк и еще в советчики лезет, хиляк!

Пацаны смеялись. Ну, оболтусы, никакой ответственности. А все-таки Нетудыхину было хорошо среди них. Они очаровывали его своим оптимизмом и непреклонной уверенностью в себе.

— Смех смехом, а экзамены-то на носу, — говорил он. — На подходе — последний жим. Его надо выполнить достойно.