Жозефина. Книга 1. Виконтесса, гражданка, генеральша - [32]

, «ковчега, где не протиснуться между прозрачными утесами, шляпами, тяжелыми от кружев, золота, бриллиантов. Чтобы вас пустили туда, требуется обладать известным достатком. В этом волшебном месте сотни раздушенных и увенчанных розами богинь порхают в афинских одеяниях, то привлекая, то ловя взгляды наших длинноволосых щеголей в турецких сапожках».

Бывала ли веселая вдова на балах в зале, который открыли даже у кармелитов, где она сидела в заключении? Не исключено. Люди смеются над былыми страхами… «Обниматься, толкаться, обвивать руками друг друга, — пишет хроникер „Журналь де Мод“, — как это привлекает парижан и парижанок!»

«У каждого класса — свое танцующее общество, — рассказывает нам Мерсье, — и от мала до велика, то есть от богача до бедняка, все танцуют. Это всеобщее неистовство, всеобщее увлечение». Роза тоже любит плыть в объятиях кавалеров. Для нее приготовления к балу — все равно что канун боя, и доказательство тому ее записка Терезии:

«Готовится великолепный вечер у Телюссона, дорогая подруга; я даже не спрашиваю, будете ли вы там. Пишу в надежде увидеть вас в белье персикового цвета, которое вы так любите, да и я не ненавижу. Я надеюсь надеть такое же. На мой взгляд, очень важно, чтобы убранство наше было совершенно одинаково; поэтому предупреждаю, что голову я покрою красным платком, завязанным по-креольски с тремя фестонами на висках, То, что для меня — большая смелость, совершенно естественно для вас, более молодой, вероятно, более красивой и уж несравненно более свежей. Как видите, я всем воздаю по справедливости. Но это наш решающий шанс. Мы просто должны повергнуть в отчаяние „Трех пуделей с английскими подтяжками“. Вы понимаете, как важен для нас этот заговор, как мы должны соблюдать секретность и как потрясающ будет результат. До завтра. Рассчитываю на вас».

Трио «пуделей с английскими подтяжками» — это, видимо, какие-то молодые люди, понравившиеся обеим подругам. Что касается Телюссона, то именно в этом зале происходили «балы жертв». Там даже кланялись «на манер жертвы», имитируя движения головы, ложащейся в вырез, который вычертил добрый доктор Гийотен^[80].

Розе, как ее подруге Терезии, как всем, кто жил под знаком гильотины, хочется оглушить себя. Звуки скрипок должны заглушить в их памяти зловещий лающий голос, который по вечерам выкликал имена тех, кого звал на встречу со смертью. Только святая могла бы не поддаться этому коллективному помешательству, этой нездоровой радости, а Роза-Жозефина святой отнюдь не была. Раз уж, не без труда, завоевана свобода, почему бы не поступать как все и перестать сопротивляться массовой тяге к распущенности? Кроме того, ее личные склонности так полно совпадают со вкусами эпохи, времени, когда ценились только любовь, красота, возможность каждый день менять туалеты, тратить деньги, не думая о завтрашнем дне, танцевать, опьяняться, чем только можно, чтобы навсегда прогнать кошмар минувшего, а также для того, чтобы не видеть окружающей нищеты.

Зима, последовавшая за Термидором, была ужасна. В лавках больше не было ни крошки съестного: нигде ни мяса, ни свеч, ни дров. Даже липкая черная смесь, именуемая хлебом и выпекаемая из отрубей, бобов и каштанов, становится редкостью. Все больше парижан в конце недели отправляется за город в поисках чего-нибудь съедобного. Капуста, простая капуста, и та подскочила с восьми су до восьми франков^[81], да еще пойди ее найди! В довершение всего Сена покрывается льдом, и, несмотря на варварские порубки в Булонском и Венсенском лесах, многие парижане умирают от стужи; иные — и от голода… Лишнее основание не упускать случая попировать хотя бы затем, чтобы отбить воспоминание о вонючем супе, секретом приготовления которого так хорошо владели на кухнях у кармелитов или в тюрьме Форс!

Считается также хорошим тоном советоваться с гадалками, предсказательницами и прочими ворожеями, к которым наведывается и Роза: это напоминает ей о Мартинике и к тому же она суеверна, как все креолки. В сопровождении Терезии, г-жи Амлен или Жюли Тальма^[82] она посещает знаменитую м-ль Ленорман в доме N 5 — он существует поныне по улице Турнон, — владевшей тринадцатью способами отвечать на вопросы клиенток: «по осмотру трупа, по вызыванию тени, по вызыванию привидений, по отражению воды в зеркале, по разбрасыванию золы при северном ветре, по сальным свечам, лавру, вербене, яичному белку, по ногтям, огню, птицам, по петуху, откормленному специальным зерном и помещенному между буквами алфавита».

Неизвестно, предрекла ли и м-ль Ленорман, что Роза станет «почти королевой», зато гадалка, кажется, дала ей рецепт умиротворения поставщиков — пойти к кому-нибудь на содержание.

Как упрекать Розу за то, что одна, без мужа, с двумя малолетками на руках она принялась искать себе богатых и влиятельных покровителей? Маленькая креолка была житейски безоружна. Для Розы имела значение только любовь, и в этом была ее слабость. Разве природа не «соткала ее из кружев и газа», как скажет Бонапарт?

* * *

Дороже всего неотразимая креолка стоит маркизу де Коленкуру, отцу будущего наполеоновского обер-шталмейстера. Бывший генерал-лейтенант Людовика XVI не эмигрировал. Его жена состояла статс-дамой при графине д'Артуа, а с маркизом, обаятельным, но теперь уже пятидесятилетним мужчиной, Роза познакомилась еще перед революционной грозой у маркиза де Монморена в Фонтенбло. Теперь для начала хорошенькая вдова оказала де Коленкуру услугу, удачно отрекомендовав его сына Армана, которому в это трудное время пришлось стать простым вахмистром, хотя прежде он был уже лейтенантом. У второго сына, Огюста, вообще нет никакого места. Роза делает все, что в силах, но без особого успеха. К счастью, благодаря другим связям, Коленкур добивается благоприятного решения по своему делу, и ему выплачивают генеральскую пенсию за три года, с которой наша милая креолка взыскивает изрядную долю, что позволяет ей остаться элегантной женщиной, а это для нее — главное. Маркиз платит охотно: он по-настоящему влюбился в Розу. Генеральские пятьдесят четыре года не пугают тридцатидвухлетнюю вдову, хотя по сердцу ей, скорее, мужчины моложе, чем она сама, — и так будет вплоть до ее последнего любовника.