Жозефина. Книга 1. Виконтесса, гражданка, генеральша - [31]
Розу любили все — даже женщины. «Всегда ровное расположение духа, — пишет современник, — мягкий характер, благожелательность, светившаяся у нее в глазах и звучавшая не только в словах, но даже в тембре голоса, свойственная креолам известная ленца, которая чувствовалась в каждом ее движении и от которой она не избавлялась, даже торопясь оказать вам услугу, — все это сообщало ей обаяние, уравновешивавшее ослепительную красоту двух ее соперниц — г-жи Тальен и г-жи Рекамье. Впрочем, хотя менее блестящая и свежая, чем они, она тоже была красива, благодаря правильности черт, изящной гибкости стана и кроткому выражению лица», — замечает он.
Конечно, Роза уже утратила блеск былых двадцати лет, но она так умело пользуется косметикой и укладывает свои длинные шелковистые волосы, что еще сильнее, чем раньше, влечет к себе взоры мужчин. Она владеет искусством ходить, садиться, раскидываться на кушетке так, чтобы подчеркнуть свою томную грацию креолки, умеет бросить на того, кого хочет обаять, «неотразимый» взгляд, пропустив его сквозь изогнутые ресницы темно-синих глаз, «от природы, как у лани», поднимающихся к вискам.
«Прекрасная и в радости, и в печали», — рассказывает нам один из ее современников, — она умеет украсить свое тело, некрупное, но «вылепленное с редким совершенством», придать чарующую певучесть голосу, почти скрадывая все «р», как делают креолы и как к тому же теперь модно; кожа у нее матовая, но «столь ослепительных тонов», что Роза в состоянии соперничать с самыми красивыми женщинами своего времени, Да и сама эпоха ей благоприятствует: наступила неизбежная реакция на чрезмерную простоту, которой хотела Революция, — женщины наслаждаются возможностью прихорашиваться.
Однажды Роза предстает гостям Хижины в туалете под «прекрасную фиалку».
На ней были волнистое сверху донизу белое с розовым платье с треном, отделанным черной бахромой, корсажем высотой в шесть пальцев, не прикрытым косынкой, и короткими, черного газа, рукавами; длинные, выше локтя, перчатки орехового цвета, особенно гармонирующего с фиалкой; желтые сафьяновые туфельки, белые с зелеными пятками чулки.
Хотя «веселая вдова» приемлет туники с боковым разрезом, она все же не следует примеру г-жи Тальен, которая, как сообщает ошеломленный очевидец, однажды вечером выставила напоказ груди, словно охваченные бриллиантовым ожерельем: переливающаяся драгоценная цепь окаймляла их искрящимся контуром, этакой огненной рампой, озаряющей проконсульское одеяние хозяйки; при каждом биении сердца цепь то вздымалась, то опускалась, расцвечивая матовую кожу сотнями ярких звездочек. Этот высоко поднятый пояс Венеры, в котором г-жа Тальен бросала вызов Минерве и Юноне, был прозван картушем>[77]. Не подражает Роза и своей подруге г-же Амлен, «величайшей озорнице Франции», которая на пари возьмется летним вечером пройти пешком от Люксембургского дворца до Елисейских полей, подставляя солнцу открытую грудь, и выиграет это пари.
«Вот уже две с лишним тысячи лет женщины носят сорочки, — пишет один журналист. — Это так старо, что со скуки помереть можно». И вот сорочки, как чепцы, идут ко всем чертям. К сожалению, мы не на широте Афин, и, «выгуливая галопом свои прелести», «барышни без сорочек» становятся жертвами насморков и бронхитов.
Тем не менее Роза с бьющимся сердцем решается прибегнуть к приему, «подчеркивающему лилейную белизну красивой груди и оттеняющему розовый бутон, который служит ей естественным украшением». Для этого надо пристроить крест-накрест против сердца два кусочка черного бархата и пристегнуть их на уровне левой груди. Поскольку платье прозрачно, бархат «отчетливо виден через ткань», что привлекает внимание к алости розового бутона. «Г-жа де Богарне, без сомнения, может себе позволить подобную экстравагантность, что бы ни думал об этом Баррас, говоривший впоследствии о „преждевременном увядании“ будущей императрицы. Я предпочитаю верить Бонапарту, который два года спустя напишет о „маленькой, белой, упругой и твердой груди“» Жозефины.
Веселой вдове не хотелось, чтобы ножницы палача грубо прикоснулись к ее волосам. Подражая своим товаркам по заключению, она сама остригла их себе, и теперь, как все модницы, даже не прошедшие через фабрику Фукье-Тенвиля, причесывается «под Тита»>[78]. Это придает ей сходство с греческим пастухом и восхитительно идет. Когда Терезия введет в моду ореховые, золотистые и рыжие парики, Роза немедленно закажет себе эти уборы по 25 луи за штуку. Она даже не успеет оплатить заказ, как уже нельзя станет, не позоря себя, обходиться без голубых, зеленых или сиреневых головных уборов. Что касается шляп, Роза носит те, что именуются «под Минерву» или «под Свободу». А когда в одно прекрасное утро оказывается, что нужно выглядеть «как поселянка», она заказывает себе «капот под собирательницу колосьев».
Вся столица танцует. В ней насчитывается шестьсот сорок танцевальных залов, и Розу видят в самых модных из них — от зала «Калипсо» в предместье Монмартр до знаменитого отеля Ришелье, этого, по словам Мерсье>[79], «ковчега, где не протиснуться между прозрачными утесами, шляпами, тяжелыми от кружев, золота, бриллиантов. Чтобы вас пустили туда, требуется обладать известным достатком. В этом волшебном месте сотни раздушенных и увенчанных розами богинь порхают в афинских одеяниях, то привлекая, то ловя взгляды наших длинноволосых щеголей в турецких сапожках».
