Жозефина. Книга 1. Виконтесса, гражданка, генеральша - [20]

Положение осложнялось еще и тем, что революция во Франции развивалась быстрее, чем новости успевали пересекать Атлантику. Так, например, в начале октября 1789, когда народ Парижа отправился за королем в Версаль, в Фор-Руайале еще праздновали возвращение «добродетельного Неккера^[42]» и расклеивали его «бессмертную речь».

Тем не менее было созвано колониальное Собрание, и, по образцу Парижа, оба мартиникских города и даже некоторые поселки принялись создавать комитеты, ассамблеи, депутации, избирать председателей, депутатов, делегатов, комиссаров, сотрясать воздух лозунгами, дискуссиями и призывами к общественному спокойствию.

В феврале 17 90 в войсках и среди «граждан» вновь начинается поуспокоившееся было брожение. Казармы Мартиникского полка разграблены, и народ, «захватив батареи, вытаскивает пушки на все проспекты». Рабы считают выстрелы, но вскоре и сами вступают в дело, получив оружие от той или другой стороны. В Сен-Пьере бушует восстание. Возвращение официального губернатора, больного и престарелого г-на де Дамаса, не восстанавливает порядок. «Не представляю себе положения, более затруднительного, чем мое, — пишет он министру. — Я вынужден либо двинуться на город, виновный в мятеже, судя по приговору общественного мнения, либо потерять для Франции одну из ее прекраснейших колоний… Если Сен-Пьер не удастся привести к повиновению, я не знаю, на что решиться. Будь у меня войска, я не попал бы в такое отчаянное положение».

Г-н де Дамас не получает подкреплений, и ему, очевидно, не удается восстановить порядок. Вскоре, 16 июня, между белыми и мулатами дело доходит до открытого столкновения, негры восстают, захватывают форт Руайаль и наводят орудия на город. Одновременно с этим солдаты, сочувствующие неграм, захватывают форт Бурбон. Г-н де Дамас находит убежище в Большой Морне, деревне на дороге, ведущей в Трините, а дядю Розы, ставшего мэром города и посланного с делегацией к восставшим, последние берут в заложники. «Революционная волна, — рассказывает Сент-Круа де Ла Ронсьер, историк Мартиники, — затопляет весь остров, и гражданская война воцаряется в наших прекрасных Антильских владениях вплоть до дня, когда англичане, воспользовавшись ситуацией, не захватят их».

Дядю Таше освободили, и Роза требует, чтобы он помог ей покинуть остров, Она обнимает родителей и сестру, предчувствуя, что не увидит их больше[43], и находит пристанище в Фор-Руайале. В Пажри ей было бы спокойнее, но в Фор-Руайале находится Сипион дю Рур!

3 сентября жителям объявляют, что на следующий день форты, по-прежнему занятые восставшими, откроют огонь по городу. Поэтому в тот же вечер г-жа де Богарне по совету своего дяди, капитана порта, решает искать убежище на фрегате «Чувствительный», которым командует Дюран д'Юбре и на борту которого находится Сипион дю Рур. «Уступая силе обстоятельств», фрегат как раз готовится покинуть рейд и уйти во Францию. Но восставшие открывают огонь, не дожидаясь завтрашнего дня. Когда Роза с дочерью и Эфеми пересекают Савану, рядом с ними падает ядро. Им удается погрузиться на корабль без дальнейших происшествий, и «Чувствительный» тут же покидает порт.

На другой день мятежные солдаты, восставшие мулаты и негры оказываются хозяевами города и приказывают кораблям вернуться в порт. Дюран д'Юбре, являющийся также старшим морским начальником, отвечает приказом поднять паруса. Форты открывают огонь. Три четверти часа форты обстреливают суда картечью, но корабли вскоре выходят из-под огня. «Чувствительный» три дня маневрирует под парусами у входа на Фор-Руайальский рейд, но, не получив никаких распоряжений, фрегат в сопровождении двух кораблей — «Прославленного» и «Левретки», а также корвета «Коршун», который присоединится к ним чуть позже, уходит на Бермуды, на широте которых маленькая эскадра надеется дождаться благоприятного ветра и вернуться во Францию.

Погрузка на корабль произошла так поспешно, что Роза и Гортензия не захватили с собой никакого багажа.

«Гортензия, маленькая, веселая, отлично исполнявшая негритянские танцы и песни, — расскажет впоследствии Жозефина Жоржетте Дюкре, — очень забавляла матросов, которые постоянно играли с ней и составляли излюбленное ее общество. Как только я засыпала, она убегала на палубу и там, предмет всеобщего восхищения, ко всеобщему удовольствию повторяла свои номера. Один старый унтер-офицер особенно любил ее, и, как только его обязанности давали ему хоть минуту передышки, он посвящал все время своей маленькой подружке, от которой был без ума. Моя дочь столько бегала, танцевала и прыгала, что ее башмачки вконец износились, Зная, что других у нее нет, и боясь, как бы я, увидя такой непорядок с обувью, не перестала выпускать ее на палубу, она скрыла от меня это обстоятельство, и однажды я обнаружила, что она вернулась в каюту с окровавленными ногами. Я в ужасе спросила, не поранилась ли она.

— Нет, мама.

— Но у тебя же ноги в крови!

— Уверяю тебя, это пустяки.

Я осмотрела рану и обнаружила, что башмаки моей дочки превратились в опорки и она жестоко расцарапала ногу о гвозди. Мы были еще только на полдороге, нам предстоял еще долгий путь до того, как мне удастся раздобыть новую пару обуви, и я заранее сокрушалась при мысли о горе, которое причиню бедной Гортензии, вынудив ее сидеть взаперти в нашей скверной крошечной каюте, и о вреде, который сидение взаперти причинит ее здоровью. Я много плакала и не могла придумать, как выйти из положения, В этот момент появляется наш приятель унтер-офицер и осведомляется с привычной грубоватой откровенностью, чего это мы