Жозефина. Книга 1. Виконтесса, гражданка, генеральша - [18]

Хотя ниже мы исходим только из предположений, третьей жертвой Розы был, вероятно, брат герцога де Куаньи, безуспешно пытавшийся вступиться за Александра. Он носил титул шевалье де Куаньи, но звали его Мими. Это был хорошенький, «очень модный» мальчик, легкомысленный, насмешливый, фатоватый, по отзывам современников. Он вполне мог понравиться Розе. Во время каждого из своих визитов Мими, похоже, отпускал остроту, «удачную или скверную», которая с восторгом подхватывалась окружающими. «Но отпустив ее, он умолкал», — замечает г-жа Жанлис. Как бы там ни было, снисходительность, более того, милосердие, проявленное к Мими при консульстве, когда под именем Гро-Вуазена он активно участвовал в заговоре против Бонапарта, и пенсия, которую он получил при новом режиме, причем она выплачивалась ему, хотя он был изгнан из Франции, — все влекло за собой пересуды. Г-жа Бонапарт явно не забыла слабости виконтессы де Богарне.

В сентябре 17 87, в последний раз перед бурей, лес звенит от королевских рогов. Рядом с кем — с Мими, с герцогом де Лоржем или графом де Крене — охотится и проводит приятные часы виконтесса? Почем знать? Может быть, со всеми тремя?

В том же месяце в Париже лейтенант Буонапарте проникается жалостью к женщине, которая, невзирая на холод, «бродит по аллеям» Пале-Рояля.

— Идемте к вам, — предлагает она.

— Что нам там делать?

— Мы согреемся, а вы утолите свои желания.

В тот вечер он впервые познал любовь. Было ему восемнадцать. И когда, по обычаю, женщина спросила, как его зовут, она — здесь мы готовы держать пари — удивилась, услышав от «клиента»:

— Наполеоне.

Через несколько лет это имя удивит куда меньше.

* * *

У Розы очаровательные утешители, но тем не менее остаются серьезные денежные заботы. Содержание, положенное ей от виконта, часто выплачивается с опозданием. У г-на де Богарне крупные личные расходы. Разве он не сделал ребенка некой «молодой хорошенькой барышне из очень достойной семьи»? С полным хладнокровием он вчиняет Розе иск в связи с их неразделенными поместьями на Мартинике. У г-жи де Богарне возникают также трудности с получением средств из Труаз-Иле. Чтобы разжалобить отца, она пишет ему о маленькой Гортензии, которая часто думает о своих дедушке, бабушке и «тете Манетте». «Она спрашивает меня, — сообщает Роза: — „Мама, скоро ли я их увижу?“ Вот как она уже теперь лепечет».

Барон Таше приезжает во Францию и передает племяннице вексель на 27 89 ливров. Это все, что сумел собрать г-н де Ла Пажри. Только и всего? — жалуется Роза. Такой жалкой суммой ей не ублаготворить своих кредиторов! Она пытается добиться выплаты причитающихся ей сумм через королевское казначейство. Получается еще хуже! И будущая императрица делает первые шаги в роли просительницы, роли, которую суровые времена заставят ее частенько играть, пока она не добьется известного — говоря ее словечком — «положения», и мы знаем — какого.

В июне 1788 она решает отправиться с Гортензией на Мартинику. Зачем ей это нескончаемое путешествие, этот дорогостоящий и опасный переезд, тем более что она едет в обществе пятилетней девочки? Да еще когда г-жа де Реноден только что серьезно заболела, а маленький Евгений недавно приехал в Фонтенбло на каникулы? По мнению некоторых историков, это — бегство, продиктованное любовью. Стремилась ли Роза скрыться от любовника? Отправиться к другому? Быть может, причиной всему был Сипион дю Рур, с которым она любезничала до брака и которого надеялась снова встретить в Фор-Руайале? Не пыталась ли Роза скрыть явные и докучные последствия некой связи? Быть может, все объяснялось гораздо проще: бабушка Розы скончалась, отец болел, сестра угасала и, как говорит Гортензия в своих «Мемуарах»: «Положение моей матери, хотя и блестящее, не могло заставить ее забыть о родине и семье, она оставила там престарелую мать, которую хотела еще раз увидеть». «Положение» будущей императрицы было отнюдь не блестящим — мы можем судить об этом по долгам, которые она оставила после отъезда и которые г-жа де Реноден уплатила в ее отсутствие: 103 ливра прачке, 246 ливров 10 солей двум сапожникам и более серьезная сумма в 1630 ливров, взятая у некоего Тардифа (ростовщика?). Однако, чтобы оплатить переезд свой и Гортензии, ей пришлось кое-что продать, в том числе арфу. Понадобилось также подумать об уплате ста луидоров за год вперед на содержание Евгения в «заведении для молодых дворян» на улице Берри, «рядом с садом Божона и заставой Майо», Пансион был не из дешевых.

«Султан», на который Роза, Гортензия и Эфеми сели в Гавре 2 июля 1788, едва не погиб в устье Сены почти сразу после отплытия. Переезд был долгий. Лишь 11 августа корабль достиг рейда Фор-Руайаля. Обняв дядю и тетку Таше, Роза направляется в Труаз-Иле, где обретает родных и свои детские воспоминания. На берегах речки Крок-Сури она возвращается к прежним привычкам — прогулкам, сиесте в гамаке, купаньям. Гортензия счастлива: «Мне было пять лет, — будет она рассказывать позднее, — я еще не пролила ни слезинки, меня все баловали; ни разу ничей окрик, ни даже слово неодобрения не заставили меня подавить в себе движение души или желание. Мы поселились в жилище моей бабушки. Однажды я играла у стола, на котором бабушка считала деньги. Я следила за нею и, если монета падала у старушки из рук, спешила подобрать ее и подать. Я видела, как бабушка сложила большие су в дюжину столбиков; оставила их на стуле и вышла из комнаты, унося с собой остальные деньги. Не знаю уж почему, мне пришло в голову, что она оставила эти деньги мне, но эта мысль так завладела мной, что я спихнула всю эту кучу су в подол платья, как в карман, и убежала с этим сокровищем, не испытывая никаких угрызений совести и в полном убеждении, что эти деньги вправду мои, Я отыскала нашего слугу-мулата и сказала: