Жонглёр с тиграми - [62]

Вместо ответа юный Августин громко заплакал. Вероятно, ему не понравился свежеиспечённый родственник-европеец.

— Тише, тише, не надо плакать, — попыталась успокоить его миссис Джордж. — В день рождения надо веселиться!

Мальчик продолжал плакать.

— Ему пять, — сказала мне мать.

— Зайдите в дом, сэр, — предложил Джордж. Он посадил всхлипывающего сынишку на плечи и первым вошёл в дверь.

После яркого света на улице тут было темно, как в желудке. Когда мои глаза привыкли к сумраку, я разглядел, что стены увешаны литографированными иконами, включая кричаще яркий, но потрёпанный плакат, изображающий распятие Христа. Из мебели были только какие-то ящики и несколько подушек. На небольшой печке[209] что-то варилось в горшке.

Джордж велел одной из дочерей принести стул, она откуда-то его принесла, поставила в самом центре комнаты и Джордж пригласил меня сесть. Я уселся, став центром внимания в самом буквальном смысле. Джордж выволок из угла старый жестяной сундучок, открыл и принялся гордо показывать мне поблекшие фотографии времён его службы в армии, короткой карьеры боксёра и работы бригадиром на стройке в Ираке.

— Надо было мне остаться там, сэр, — вздохнул он, разглядывая карточку. — Платили хорошо, очень хорошо. А водитель — это не моё…

— Джордж! — остерегла его жена.

Чувствуя возникшее напряжение, я сменил тему, спросив, где они все спят. Вместо ответа мне немедленно продемонстрировали — где. Словно из ниоткуда возникли матрасы из кокосового волокна, их разложили по полу так, что они покрыли его целиком. Вышла одна огромная общая кровать. Джордж и его семейство улеглись, вытянувшись бок о бок, точно оловянные солдатики в коробке.

— Только он храпит, — пожаловался на отца маленький Августин, который уже не плакал.

— Да, мы все плохо спим, потому что папа очень громко храпит! — в один голос закричали остальные ребятишки.

— Папа наш всю ночь храпел, нам ужасно надоел! — пропела одна из девочек.

— Прекратите! — сердито оборвал их Джордж. — Сэр, может быть, вы хотели бы выпить?

— С удовольствием, — согласился я. — Спасибо.

Мне было интересно, чем он меня угостит: ведь по его словам, сам он не пил. К моему ужасу, Джордж достал бутылку “Тандерболта”, вылил половину в стакан и вручил его мне. После нескольких глотков я почувствовал, что готов хоть сейчас сесть за руль грузовика с луком и гнать его в Джайпур.

— Сэр, у вас паспорт с собой? — неожиданно спросил Джордж.

— В машине, в кейсе. А что?

Может быть, он хочет, чтобы мы все немедленно сбежали из Индии?

— Дети любят разглядывать паспорта, — объяснил Джордж и добавил патетически: — Возможно, это единственное, что будет в их жизни как-то напоминать поездку за границу…

Принесли кейс, я вручил Августину свой паспорт. Его брат, сёстры и даже мать столпились вокруг.

– “…просит и требует… именем Её Величества… позволять предъявителю сего свободно… и беспрепятственно…” — прочитал вслух старший мальчик “Обращение”, напечатанное на внутренней стороне корочки паспорта. Как-то в Танжере, где некий арабский клептоман украл мои деньги и авиабилет, я предъявил сей ультиматум марокканскому полицейскому, торжественно зачитав его и особо подчеркнув голосом слова “предоставляя предъявителю сего необходимую помощь и защиту”. В ответ полицейский только засмеялся — и выдрал из паспорта страничку с моей фотографией, в результате чего паспорт стал недействителен. Это стоило мне нескольких дней хождений по бюрократам.

— Гонконг… Австралия… Новая Зеландия… Япония… Таиланд… США… Малайзия… Египет… — возбуждённо выкрикивали дети, рассматривая визы и печати по мере того, как миссис Джордж медленно листала страницы.

— Дядя, ваш паспорт почти кончился! Когда он кончится, вам больше нельзя будет никуда ездить! — объявил старший сын Джорджа. Августин снова заплакал — видимо, от жалости ко мне.

— Не плачь, ведь сегодня у тебя день рождения, — сказал я. — Я куплю тебе подарок. Что ты хочешь?

Мальчуган немедленно успокоился.

— Хлопушки! — возбуждённо закричал он.

— Есть тут поблизости магазин? — спросил я Джорджа.

— Да, сэр. Десять минут на машине.

Вместе со мной и Джорджем в машину забрались четверо его детей, два их друга и огромная кукла.

— Газировки взять? — спросил Джордж жену.

— Да, только у мистера Хана не покупайте. У него прохладительные напитки всегда тёплые! — ответила та.

Экспедиция стартовала под звуки любимой кассеты Джорджа — “Лучшие песни Джима Ривза[210]”, которая была не только растянута, но и, из-за пыли, которая забивала автомагнитолу, по звучанию напоминала туманную сирену, пытающуюся сыграть музыку. Ритм разобрать было невозможно, но Джордж принялся с энтузиазмом подпевать.

— Говорят, я похож на Джима Ривза, сэр, — самоуверенно сообщил о мне. Я на всякий случай оглядел его, но не заметил ни малейшего сходства.

— Кстати, Джим Ривз поёт совсем не так, — заметил я. — Твоя кассета здорово растянута. И запилена.

— Вы хотите сказать, что звук должен быть другой? — разочарованно спросил Джордж.

— Папа, это отвратительная музыка! — пропищала одна из его дочек. — Поставь “Апач Индиан”[211]!

— Нет, Майкла Джексона[212]! — закричала другая.