Жлоб на крыше - [12]

Зоя опять стала командовать. Все согласились, что если наследники не найдутся, деньги будут разделены поровну между соседями. Тогда больше не придется ходить по помойкам. А Егорыч опять завел свою песню, что никак не думал на Екатерину Васильевну. Деньги же обесцениваются. Могла бы хоть спросить у него.

Кое-как его урезонили.

Но Егорыч тяпнул еще водки, раскраснелся, и начал загибать пальцы. Оказалось, в бараке еще остались две старушки. Одна сидела тут же. И Егорыч предложил устроить инспекцию их матрасов. Он орал, что нечего ждать, пока помрут. Вот сколько денег насобирали. Пусть хоть под конец жизни поживут по-человечески. Старушка обозвала его Иродом и заявила, что матрас портить не даст. А Витяша спросил, куда Егорыч прячет свои бабки, может тоже в матрас. Все захохотали, а Егорыч полез драться. Но его быстро угомонили.

И что вы думаете. Одна за другой умерли обе старушки. Зоя сказала, что заканчивается жизнь в нашем бараке. И это факт. Похоронили первую. Уже без всяких сомнений залезли в матрас. Матрас был девственно чист. Но Зоя провела инспекцию в древнем шифоньере. И, конечно, обнаружила многолетнюю заначку. И уже ни у кого из оставшихся жильцов не возникало сомнений, когда после похорон второй старушки они собрались на поминки. В матрасе денег не было, в шкафу также было пусто, а вот в кухонных ящиках обнаружились немалые сбережения.

На поминках вновь обсуждали судьбу найденных денег. Пока Зоя рассказывала о попытках отыскать наследников, Леонард Егорыч тяжело поднялся и вышел. Был он необычайно тих. Недоумение собравшихся продолжалось недолго. Егорыч вернулся, таща обеими руками какую-то тяжесть. Оказалось, он принес литровую банку. Поставил ее на стол, и сказал:

– По возрасту следующим вроде должен уйти я. Наследников у меня нет. Всю жизнь я собирал это. Каждую лишнюю копейку складывал, чтобы купить и пополнить в банке мое сокровище. А зачем? Не хочу, чтобы на поминках вы представляли меня старым дураком. Зоя, раздели прямо сейчас между всеми поровну.

Зоя повернула банку и опрокинула ее. На стол посыпались сверкающие в свете верхней лампы небольшие золотые монеты.

– Только при дележе учти, – сказал Егорыч, – здесь царские империалы по пятнадцати рубликов и полуимпериалы по семь с полтиной.

Любимая учительница

Роза Марковна учила мою жену литературе и русскому языку. Сейчас жена, также как и я, стала профессором химии, но по-прежнему с уважением относится к своей учительнице. Посещает ее, впрочем, как и другие выпускники. Как-то на прогулке и меня представила своей учительнице. Теперь, при редких встречах я раскланиваюсь с Розой Марковной.

Очередная встреча недавно произошла в нашей районной поликлинике. Я оформлял санаторную карту. Взял талон к врачу, пришел утром чуть ли не первым, а оказался в небольшой очереди. Очередь была не только к нашему участковому врачу, но и к врачам соседних участков. Дело в том, что главный врач именно сегодня устроил пятиминутку, и все терапевты уже час томились в его кабинете. А больные сидели в коридоре, ожидая возле кабинетов прихода своих участковых врачей.

Вначале особого неудовольствия задержкой не было. Пациенты тихо разговаривали между собой, ругали медицину, делились впечатлениями о врачах. Прием задерживался. Стали раздаваться недовольные голоса. Я сидел и помалкивал. Нет, конечно, я тоже стал нервничать, но хорошо усвоил уроки своей жены – не дергаться, не выступать. Криком ничего не изменишь, только хуже сделаешь.

И тут, в очередь в соседний кабинет появился немолодой крупный мужчинам с красным лицом, в обвислых джинсах и рубашке навыпуск, не скрывающей его толстый живот. Он был громогласен. Он переключил на себя внимание всех пациентов, ожидающих возвращения участковых врачей. Вначале он спросил, куда, к чертовой матери, вся эта врачебная братия подевалась. Недослушав ответ, он заявил, что делать им нечего, наши народные денежки получают, а нам, русским людям, остается только в коридоре сидеть. Кто-то из пациентов с ним согласился. Ободренный поддержкой мужчина заявил:

– А кто наши деньги заграбастал? Кто? Я вам точно отвечу. Это разные евреи и жиды. Вот кто. Они все купили, и теперь нам житья от них нет. Это я вам точно говорю. Ельцин кто был? Еврей. А этот, Гусинский, Мусинский, Херинский, Мандинский? А Миллер? Весь наш газ евреям продал. И всю нашу нефть. А мы вот сидим здесь, ждем от них милости. Дождетесь!

Я сидел тихо, не вмешивался. Жена у меня умница, даже сомневаться не стоит.

– А причем здесь евреи, – осведомилась молодая женщина, оторвавшаяся от разговора по мобильному телефону. – Вам же русским языком объяснили – все врачи на пятиминутке.

– А ты чего евреев защищаешь? – Тон мужчины стал угрожающим. – Или сама такая, а? То-то я смотрю: по телефону – ля-ля-ля. Простого русского человека, который правду тебе, дуре, открывает послушать тебе в лом, а?

Я по-прежнему не вмешивался в эту идиотскую речь. Терпел, но делал вид, что меня это совершенно не касается.

Женщина смешалась и замолчала. А мужик узрел в очереди Розу Марковну, и, тыча в нее толстым пальцем, совсем разошелся.