Жизнь взаймы (в сокращении) - [28]

— А какое объяснение у тебя? — спросил я.

— Нет у меня другого объяснения, кроме того, что все было не так, как они сказали.

— Но это действительно ее тело? Они сравнивали ДНК с верным образцом? У них был образец ДНК Джули?

— Они взяли волосы с ее расчески и потом повторили анализ с моей ДНК. У двойняшек одинаковая ДНК. И опять совпало.

— А какое это имеет отношение к моим поискам? — спросил я.

Она протянула мне туфли.

— Концы с концами не сходятся, Ричард. Этого не может быть. Вот я и привезла их в мировую столицу того, чего не может быть.

Я улыбнулся.

— В город Килмервилль. Население: один псих.

— Два.

— Может быть, пусть лучше останется один? Ты ведь не сможешь найти Джули, а на подсознательном уровне…

Она сделала вид, что принюхивается.

— Чувствуешь — психоанализом пованивает?

— Элли, я серьезно. Я рад, что ты со мной, я ужасно скучал без тебя, но ты должна подумать о себе. О том, что лучше для тебя.

— То есть о чем?

— Как справиться с твоей потерей. С твоей, не с моей.

— Ричард, я хочу помочь тебе найти Джен. Может быть, потому, что я рассматриваю ее как суррогат Джули, может быть, потому, что ты мне дорог, а может быть, я просто хочу восстановить справедливость. Какая разница почему.

— Элли…

— Если тебе это не нравится, прогони меня. В противном случае расскажи мне все, что произошло без меня.

— Мне это нравится, — сказал я. — Мне это очень нравится.

Я рассказал о встрече с Ласситером и с типом, который за мной следил, передал, что сказал Марк Кук о лазере.

— Так сейчас он может слышать, о чем мы говорим?

— Марк поставил генераторы белого шума, которые каким-то образом защищают от лазера. Ну, как «камень, ножницы, бумага».

Элли пошла на кухню и стала готовить нам завтрак, хотя и намекнула, что не очень-то умеет готовить. Я тоже пошел на кухню.

— Крейг Лангл сказал: вероятно, то, что со мной происходит, вообще не имеет отношения к Джен, а скорее к статье, над которой я работал.

— О Ласситере?

— Наверное. Видимо, я подобрался слишком близко.

Она покачала головой.

— Впиши в свой перечень того, чего не может быть, еще и это.

— Почему?

— Потому что на месте Ласситера, если бы ты грозил помешать чему-то для меня важному, я бы не стала заморачиваться, выстраивая такую сложную конструкцию, — улыбнулась она невинно и сладко. — Я бы просто прострелила тебе голову.

Я улыбнулся в ответ.

— Да, ты у нас нежный цветочек.

Филипп Гарбер сказал, что у него очень плотное расписание: пациенты, лекции. Но тем не менее согласился встретиться со мной в шесть часов и чего-нибудь выпить.

Тот факт, что он так быстро пошел на контакт, причем вне своего кабинета, свидетельствовал о двух вещах. Во-первых — он не считает меня пациентом, а во-вторых, считает таким первостатейным психом, что хочет играть ключевую роль в описании моего сумасшествия, которое в будущем войдет в историю.

Мы встретились в клубе на Восточной Семьдесят второй улице между парком и Лексингтон-авеню. Я нашел его только по адресу; на здании не было таблички. Но на мой стук тотчас открыли дверь, а при упоминании имени Гарбера пропустили без вопросов.

Бар был темный, и в смысле количества света, и в смысле цвета дерева, которое было везде: на полу, на стенах, на потолке. Все говорило о богатстве, и не возникало сомнений, что даже деревья, для этого использованные, росли в самом престижном месте леса. Казалось, Гарбер и сам несколько смущен роскошью окружения.

— Место не слишком дешевое, — улыбнулся он, когда мы пожали друг другу руки. — Но здесь тихо, и можно поговорить.

Мы заказали напитки. Он предложил мне попробовать «темную и яростную» смесь рома «Гослинг» с имбирным пивом по новоанглийскому рецепту. Страшное дело.

— Это частный клуб? — спросил я.

Он кивнул.

— Он был открыт семьдесят лет назад богатыми членами университетского братства. Члены клуба — их потомки.

— Вы — один из этих потомков?

— Мой дед был президентом братства. Каждый год хочу прекратить свое членство, но потом чувствую, что это было бы изменой предкам.

— Вы можете использовать это в своей практике. Покажете мне условное рукопожатие?

— И не надейтесь. А чем еще я могу вам помочь?

— Я занимался Шоном Ласситером. — Именно Гарбер сказал, что я говорил о Ласситере на сеансах, о которых забыл. — Я обнаружил нечто интересное, и мне нужна ваша точка зрения.

Он молча ждал продолжения. Психиатр всегда остается психиатром, даже когда пьет темный и яростный коктейль.

— У меня есть сведения, что его компания проводит испытания лекарства от болезни Альцгеймера в одной больнице в Ардморе.

— Там, где вы потеряли свою Дженнифер, — вставил он.

— Именно. Я полагаю, вы не в курсе?

— С чего бы я был в курсе?

— Ну, вы эксперт по проблемам памяти.

— По проблемам памяти нет экспертов. Моя специальность — подавленная память, и с Альцгеймером это не имеет ничего общего. Но даже если это лекарство каким-то образом связано с моими научными занятиями, на ранних стадиях испытаний их результаты обычно не публикуют, а я полагаю, они еще в самом начале.

— А нет ли у вас возможности узнать подробности?

Он хотел ответить, но замялся, замолчал. Молчание становилось неловким, и я сказал: