Жизнь военной элиты. За фасадом благополучия. 1918—1953 гг. - [2]

Вспомним взаимоотношения начдива В. И. Чапаева с комиссаром Клычковым (под этим именем в романе его автор Д. Фурманов вывел себя). Правда, в данном случае В.И. Чапаев не был в старой армии офицером, а был всего лишь подпрапорщиком, т.е. сверхсрочником, но он получил соответствующую армейскую подготовку и закалку и поэтому недалеко ушел от младшего армейского офицера.

Дмитрий Фурманов, т.е. Федор Клычков, готовясь к совместной работе с командиром-самородком Чапаевым, наметил целую систему взаимоотношений с ним: «...избегать вначале разговоров чисто военных, чтоб не показаться окончательнам профаном; повести с ним политические беседы, где Федор будет бесспорно сильнее; вызвать его на откровенность, заставить высказаться по всем пунктам, включительно до интимных, личных особенностей и подробностей; больше говорить о науке, образовании, общем развитии, — и тут Чапаев будет больше слушать, чем говорить. Потом... потом зарекомендовать себя храбрым воином, — это уже непременно и как можно скорее, ибо без этого все в глазах Чапаева, да и всех, пожалуй, красноармейцев прахом полетит: никакая тут политика, наука, личные качества не помогут!.. Только потом, когда Чапаев будет «духовно полонен», когда он сам будет слушать Федора, может быть, чему-нибудь у него учиться, — лишь тогда идти ему навстречу...

Все эти приготовления Клычкова отнюдь не были пустяками, они помогли ему самым простым, коротким и верным путем войти в среду, с которою начинал он работать, а во имя этой работы — срастись с нею органически. Он не знал еще, где будут границы «срастания», но отлично понимал, что Чапаев и чапаевцы, вся эта полупартизанская масса, и образ ее действий — такое сложное явление, к которому зажмурившись подходить не годится...»[1]

Федор Клычков, т.е. Фурманов, правильно выбрал тактику своих отношений с Чапаевым, и результаты были самые положительные. Спустя непродолжительное время начдив Чапаев очень не хотел, чтобы Клычкова (т.е. Фурманова) забирали от него, даже с повышением в должности. Об этом в романе сказано так: «...Напрасно Чапаев посылал слезные телеграммы, просил командующего, чтобы не забирали от него Федора, — ничто не помогло, вопрос был предрешен заранее. Чапаев хорошо сознавал, что за друга лишался он с уходом Клычкова, который так его понимал, так любил, так защищал постоянно от чужих нападок, относился разумно и спокойно к вспышкам чапаевским и брани — часто по адресу «верхов», «проклятых штабов», «чрезвычайки», прощал ему и брань по адресу комиссаров, всякого «политического начальства», не кляузничал об этом в ревсовет, не обижался сам, а понимал, что эти вспышки — вспышками и останутся...»[2]

Итак, мы видим, что Чапаев считал Федора Клычкова (читай Дмитрия Фурманова) своим другом. А развела этих друзей женщина — Анна Фурманова. Начдив Чапаев увлекся женой комиссара, работавшей в политотделе дивизии заведующей его культурной частью. И это, естественно, комиссару Фурманову не понравилось. Начались стычки, склоки, и высшее командование поспешило развести этих людей. А если точнее, то Дмитрий Фурманов был переведен на другую политическую должность там же, в Туркестане, уехав туда вместе с женой.

Пример служебных взаимоотношений начдива 25-й стрелковой В.И. Чапаева с военным комиссаром дивизии ДА Фурмановым относятся к годам Гражданской войны. Однако основополагающие положения этой схемы оправдавших себя отношений нашли свое отражение в руководящих документах и в последующий период.

В «Положении о комиссарах Красной Армии и Флота» (от 3 января 1922 г.) говорится:

«...6. Во всей своей деятельности, работая рука об руку с командиром, комиссар должен постоянно стремиться к повышению авторитета командира, содействуя ему во всем и памятуя, что в боевой обстановке последнему придется непосредственно руководить красноармейцами, а потому он должен пользоваться необходимым доверием их.

7. Постоянно помня, что задачей Советской власти в области военного строительства является установление единоличного командования, комиссар должен, с одной стороны, всемерно вовлекать командира, с коим связан, в сферу коммунистических идей, а с другой стороны, сам должен внимательно изучать под руководством командира военное дело, дабы с течением времени занять командную или административную должность»[3].

Таким образом, партия определила курс на единоначалие, т.е. на сужение полномочий и сферы влияния комиссаров в армии и на флоте. Отметим, что первые попытки в этом направлении были сделаны еще во время Гражданской войны. Тогда небольшому числу начальников дивизий действующей армии из числа коммунистов были предоставлены и права комиссаров. Этот первый опыт перехода к единоначалию был проведен в войсках 5-й армии, а в качестве командиров-единоначальников выступили В.К. Блюхер, Я.П. Гайлит, К. А. Нейман, В.К. Путна (соответственно начальники 51,26, 35 и 27-й стрелковых дивизий). Однако исторические условия не позволили тогда повсеместно претворить в жизнь принцип единоначалия. Для этого требовалось создать целый комплекс предпосылок, важнейшая из которых — наличие подготовленных кадров, способных взять на себя всестороннее — военное и политическое — руководство войсками.