Жизнь в красном - [2]

Женщина — словно предмет, она не принадлежит себе. Она должна преклоняться перед мужской фаллократией, впускать в себя его член даже ценой собственных страданий. Она не должна говорить об этом страдании, чтобы сделать мужчину счастливым.

В. У.

Жизнь в красном

Жизнь — это удача, поймай ее.

Жизнь — это красота, любуйся ей.

Жизнь — это блаженство, наслаждайся им.

Жизнь — это мечта, сделай из нее реальность.

Жизнь — это вызов, прими его.

Жизнь — это долг, выполни его.

Жизнь — это игра, сыграй в нее.

Жизнь — это драгоценность, храни ее.

Жизнь — это любовь, радуйся ей.

Жизнь — это загадка, разгадай ее.

Жизнь — это обещание, выполни его.

Жизнь — это грусть, преодолей ее.

Жизнь — это гимн, спой его.

Жизнь — это битва, прими ее.

Жизнь — это трагедия, обними ее.

Жизнь — это приключение, решись на него.

Жизнь — это счастье, заслужи его.

Жизнь — это жизнь, защити ее.

Мать Тереза из Калькутты (1910–1997)

1

Июль — месяц дождей. Хмурый глаз солнца открывается на востоке. Сидя под манговым деревом в щедрой тени его резных листьев, я смотрел на нее. Она вздохнула и грустно сказала мне, покачивая головой с седеющими волосами: «Я стара. Жизнь пролетела так быстро. Я удивилась, когда вдруг поняла, что я стара».

В пятьдесят пять лет ей кажется, что она стара, и, возможно, она права: ведь это страна, где средняя продолжительность жизни не превышает сорока семи. Это значит, что, с точки зрения статистики, она уже должна была умереть. Но что ей до пустой болтовни статистиков? Ей кажется, что она стара, как и большинство женщин ее возраста, у которых седые волосы. Тем не менее подбородок у нее не двойной и щеки не ввалились. Только морщины на шее да почти беззубый рот выдают ее возраст. Она смотрит на меня, она мне улыбается. Я хочу ее понять. Она потягивается на своем голубом холщовом кресле и голосом, полным жизни, произносит:

— Я прочту тебе книгу своей памяти, потому что я решила нарушить тишину, в которой была так долго заперта. Я не владею словом, как великие люди, писавшие на вашем языке, но я могу рассказать о своей жизни так, чтобы ты ее понял… мне кажется. У нас не говорят ни о чувствах, ни о сексе. Потому что говорить о сексе — значит осквернять любовь. Потому что секс и сексуальные отношения — это то, о чем нельзя говорить с детьми. Потому что мы навсегда остаемся детьми. А дети не вправе знать о подобных вещах. Конечно же, некоторые скажут, что мою историю нельзя рассказывать всем. Мне пятьдесят пять лет. Я стара, и мне не нужно учиться спать с мужчиной на одном матрасе. Моя история начинается с детства.

2

Меня зовут Йели. В нашей деревне этим именем всегда называют первых девочек в семье. Здесь вы найдете столько Йели, сколько захотите. Но имейте в виду, что это всего лишь традиция.

Я родилась в Лото, деревне, в которой около тысячи жителей; ее окружают горы и холмы. В этой деревне перед каждым домом стоит глиняный или деревянный бог, окропленный кровью. Эти боги стоят здесь с давних времен, они охраняют душевный покой добрых людей от злых духов и хранят традиции, которые наши предки создавали в течение многих веков. «Жизнь безмятежна», — говорило мне царство моего невинного, беззаботного детства.

Я вспоминаю доброжелательные веселые лица, склоняющиеся надо мной, улыбающиеся мне; мужчины и женщины сажали меня к себе на колени, гладили меня и целовали, причмокивая, легонько проводили руками по моим щекам. Я была маленькой, все было так красиво, и я даже не догадывалась, что в жизни бывают трудности. Между вещами и людьми царила совершенная гармония, и чувство единения с окружающим миром проникало в мою детскую душу.

Я вспоминаю деревню, которая каждое утро просыпалась в один и тот же час от звона бубенчиков на шеях у скота. Козы, бараны, коровы шли на пастбище, их, как всегда, подгоняли крики пастухов. Большие разноцветные птицы летали в ясном безоблачном небе. Как же это было красиво! Потом все постепенно успокаивалось, призывая женщин и мужчин к полевым и хозяйственным работам.

Я часто ходила с матерью в лес за валежником. Я до сих пор ощущаю этот запах… запах природы, запах диких цветов. Я до сих пор чувствую его в минуты душевного покоя.

Все жители деревни занимались различными делами до самого захода солнца. Потом животные возвещали о своем возвращении домой многоголосым концертом. Золотистое солнце скрывалось за горой, оставляя на горизонте расплывающийся по небу пылающий след. Буйволовы скворцы оставляли скот, пастухи бросали им вслед жалобные крики, а затем возвращались в свое жилище, затерявшееся вдалеке, за той же горой.

Я хорошо помню эти закаты, потому что каждый вечер к моим родителям приходил один юноша, стройный, с большими светлыми глазами и густыми бровями.

Он рассказывал какие-то новости, а потом, уходя, бросал на меня шаловливый взгляд, который я еще не понимала, но считала признаком его благородства. Кажется, мне было в то время пять или шесть лет. Однажды вечером мама представила мне его: «Это твой двоюродный брат Мади, сын дяди Домба».

С этого дня он начал мне нравиться. Я подавала ему еду, когда он приходил в дом. Он приносил дикие фрукты или яйца цесарки. Я была так рада тому, что он проявлял ко мне братские чувства! Мама наблюдала за нашей дружбой молча, с тайной радостью, которую я чувствовала иногда в ее замечаниях: «Твой брат — смелый мальчик, он хороший. Красивый…»