Жизнь в красном - [4]
Старухи улыбались от удовольствия… да, от удовольствия. В ямке под тамариндовым деревом я увидела часть своего клитора, из его основания еще сочилась кровь, увлажняя лежавшие рядом с ним кусочки других клиторов. Червяк вышел из плода. Теперь моя промежность могла дышать спокойно. И как же она дышала, заливаясь кровью! После этой операции все клиторы закопали в ямке под тамариндом. Только боги нашей деревни знают, сколько кусочков человеческой плоти были захоронены в том месте за долгие годы. Боль обжигала нам все внутренности. Зато кусочки нашей плоти питали землю, которая питала дерево, которое кормило мужчину, который кормил женщину.
Быть может, это была расплата за то, что мы, женщины, принесли на Землю несчастье?
Я подумала об этом, потому что вспомнила одну историю, которую мама рассказала мне как-то перед сном:
«Раньше небо было так низко, что его можно было коснуться рукой. Оно давало живым существам все, что они хотели. В мире не было ни голода, ни болезней, ни бед. Мужчина и женщина жили в гармонии, любви и согласии. Этот мир был создан Богом. В нем было запрещено бросать в небо камни или стучать по нему чем бы то ни было. Человек уважал волю создателя. Но однажды женщина не повиновалась ему и ударила небо пестом. И тогда небо поднялось, и страдание спустилось на Землю».
Я спрашивала себя, не было ли подчинение мужчине, обрезание и прочие страдания, которые я пережила еще в самом начале своей жизни, не было ли все это расплатой только за то, что я была женщиной? Я не осмеливалась спросить об этом у матери, которая сказала мне, что Самбена вынула червя из моего зада.
Кровь хлестала, меня несколько раз помыли отваром из калебасов, потом натерли маслом сального дерева, и кровь остановилась. Вот как, мой дорогой писатель, меня и моих ровесниц коснулась рука обрезальщицы.
Наши раны зарубцевались примерно через три недели. Как только мы выздоровели, в деревне устроили большой праздник, чтобы пить, есть и танцевать в честь этого события… в честь того, что нам отрезали клиторы и наша первая женская кровь пролилась под тамариндом, чтобы питать землю наших предков, землю наших богов. Нас осыпали комплиментами. Чтобы выразить свою радость, мы покачивались под стуки тамтама. Мы заслужили поздравления всех семей нашей деревни, достойных назваться семьями. Мы подчинились обычаю, по которому нас следовало так искалечить. Жизнь требовала этого: мы должны были стать хорошими женами — плодовитыми, верными и покорными.
Отныне я, мои ровесницы и другие обрезанные женщины должны были научиться жить с половиной клитора. В каком же мире мы живем, если тебя нужно искалечить, чтобы ты стал счастливым? Да… счастливым.
Я жила с половиной клитора, потому что так решила моя семья. Моего мнения никто не спрашивал. Они искалечили меня во имя своих традиций, своих обычаев, обычаев своих предков. Вот моя жестокая судьба женщины, родившейся, чтобы принять волю своей семьи и богов, судьба, которой я должна была подчиниться под торжественное пение, околдовывающий стук тамтамов и хлопанье в ладоши. Но внутри меня поселилась ненависть, которой они не видели. Впрочем, какая разница, что я думала. Я родилась, чтобы подчиняться мужчинам и обычаям своего общества. Я родилась, чтобы стать жертвой этого подчинения. Потому что я — женщина, потому что моя мать последовала этому обычаю и заставила меня сделать то же затем, чтобы я, в свою очередь, заставила своих детей.
Писатель, расскажи людям о моих страданиях. Расскажи миру о моих женских разочарованиях, чтобы меня поняли и полюбили, чтобы мои сестры не узнали той жизни, которую прожила я. И я хочу еще, чтобы Бог меня услышал. Потому, что в своей жизни я видела много слез, которым не было утешения. Мне хочется, чтобы ты меня понял, писатель. Мне хочется, чтобы твои читатели прочли страницы моей жизни, я буду умолять их о прощении.
— Не беспокойся, я выполню то, о чем ты просишь, — сказал я. — Мне тоже хочется, чтобы Бог услышал и простил тебя.
— Аминь, — произнесла она и замолчала, на ее лице застыло блаженное умиротворение, потом она продолжила свой рассказ:
— Слушай меня, писатель, и ты увидишь, что слова, произнесенные мной только что, не пустая яичная скорлупа, которую каждый день выбрасывают в кучи мусора, что встречаются в нашем городе на каждом шагу.
3
После обрезания моя жизнь, казалось, изменилась к лучшему. Благодаря этому событию я познакомилась с девочкой, которая стала моей лучшей подругой в деревне. Ее звали Оби, у нее были светлые глаза и черные ресницы, как у меня. Она была прекрасно сложена: тонкая талия, маленький ротик, зубы ослепительной белизны. Я помню, разговаривая, она держала руки на бедрах и недружелюбно косилась на собеседника. Я дружила с ней все свое детство. Мы часто встречались и собирали друзей, чтобы попеть, потанцевать и похлопать в ладоши. Такие веселья затягивались надолго, за что нас ругали и наказывали родители. Они говорили, что для всего есть свое время — для веселья, для работы и для отдыха. Они указывали нам, как нужно жить. Мы слушались их, потому что они нас родили, потому что увидели этот свет раньше нас, потому что были хранителями знаний и должны были нас всему научить.
