Жизнь в авиации - [19]

Снаряжение штурмовика боекомплектом необходимо было готовить тщательно подчас в очень ограниченное время, особенно при повторных вылетах. Это было делом оружейников. Их обязанности как в нашем полку, так и в других штурмовых полках в основном выполняли девушки. Простое слово "боекомплект", но сколько труда, пота, напряженного внимания и сноровки требовалось от этих специалистов.

Часто можно было видеть и слезы на глазах этих хрупких милых двадцати - двадцатидвухлетних девушек-оружейниц. Ведь вся работа по снаряжению боеприпасами проходила вручную. Никаких приспособлений для подвески 100-килограммовых и тем более 250-килограммовых бомб не было. Безусловно, когда подвешивали бомбы, то в этом случае принимали участие все специалисты. Здесь были оружейники, механики и мотористы. Под самолетом работали и мужчины и девушки-оружейницы.

Был такой случай. Стали подвешивать на мой самолет бомбы. Что-то, как говорят, не стыковалось. Бомба не становилась на замок. И тут услышал плач Тани Логуновой. Вышел из кабины и вижу, что она побежала от самолета. Ведь туалетов-то на аэродроме возле самолетов не было. А тут зима, пронзительный ветер. Коченеют руки. Вижу, как она бежит и снимает с себя комбинезон, чтобы сделать "по-маленькому", но не успела... Возвращаясь к самолету, рыдает во весь голос. Я стал было ее утешать, а она мне: - Товарищ командир! Бомбы-то надо подвесить, а то вы опоздаете на вылет! Когда вернетесь с задания, мой комбинезон, наверное, высохнет, а если нет, то мы вместе с вами подсушим его!

После выполнения учебного задания по бомбометанию и стрельбе по выложенной мишени вблизи аэродрома Галущенко начал выполнять на Иле фигуры высшего пилотажа, более сложные и опасные для такого типа самолетов, которые он выполнял со мною во время проверки техники пилотирования.

Сбросив бомбы и отстрелявшись, он набрал высоту, стал вы-полнять фигуры "петлю", "иммельман", несколько "бочек" и, сорвавшись в штопор, из-за недостатка высоты врезался в землю и взорвался.

Когда мне об этом рассказали, то у меня почему-то потекли слезы из глаз. Это случалось очень редко, так как на фронте смерть воспринималась само собой разумеющейся. Но я вспомнил его прекрасные зубы, открывавшиеся во время улыбки, и то, как после нашего учебного вылета, улыбаясь, Галущенко спросил: "Не испугался?" Как можно было бояться, когда в инструкторской кабине сидел такой прекрасный летчик, как Галущенко. Ведь он летал, как бог. Сильный летчик и привлекательная личность, но погиб нелепо. Он старался вселить в нас, молодых летчиков смелость и отвагу. Он был храбрым и в воздухе, и на земле. Но в данном случае переоценил свои возможности. Командир эскадрильи Герой Советского Союза Евгений Прохоров с присущей ему рассудительностью после гибели командира предостерегал своих не в меру лихих подчиненных: "Галущенко был большим мастером высшего пилотажа даже на самолете Ил-2, который не был приспособлен к таким фигурам, как "бочка", "петля", "иммельман". На Иле делал все фигуры, будто на истребителе. Храбрость не покидала его. Но лихая храбрость и подвела".

Такая же храбрость впоследствии, после войны, подвела и самого Женю Прохорова. Он летал в гражданской авиации на самолете Ту-104 и трагически погиб после возвращения из очередного мирного полета.

После гибели Галущенко полк принял майор Артемий Леонтьевич Кондратков, опытный, бесстрашный, с великолепной довоенной подготовкой командир. Не то что мы, "салажата", прибывали в полк с налетом до 10 часов. Полеты по кругу, в зону и одно-два бомбометания. Часто даже без маршрутных полетов, не говоря уже о подготовке к полетам вслепую (по приборам) в облаках. Кондраткова очень уважали за незлобливый характер, помнили и ценили его постоянную заботу о подчиненных. Когда командир дивизии представлял Кондраткова полку, то мы увидели, что он в обмотках. В ботинках, а ноги обтягивались специальной непромокаемой лентой шириной 7-8 см. В таких обмотках ходили и мы.

Кондратков посмотрел на свои ноги, на наши и сказал, что очень обеспокоен такой формой одежды. Добавив, что обмотка во время полета может попасть в управление и тогда произойдет катастрофа. Пообещал, что примет все меры, чтобы заменить обмотки на кирзовые сапоги. Обещание свое очень скоро выполнил.

В полк майор Кондратков прибыл без особого шума. По своему характеру он любил делать все в жизни тихо, скромно. Обошел полковое хозяйство и занялся решением различных неотложных дел без суеты и торопливости, весомо и капитально. Были, правда, случаи, когда он мог и нашуметь. Покричит-покричит на какого-нибудь летчика, но это больше для вида, не задевая достоинства человека. В этом проявлялась его житейская мудрость.

...Война продолжалась. При очередном вылете на боевое задание зенитный снаряд попал в самолет Кондраткова. Не стало еще одного, уже третьего, командира полка. Личный состав полка очень тяжело переживал гибель Артемия Леонтьевича. Мы стали гадать, кто же будет командовать полком. Из своих выдвинут или пришлют из другого полка? Некоторые думали, что им станет майор Сивков, общий любимец личного состава. Другие говорили, что Гриша без боевых вылетов на задания жить не может. Если он будет командиром, то этого удовольствия он будет лишен, так как у командира полка и на земле много дел и хлопот.