Жизнь, смерть, бессмертие?… - [23]

Одухотворенное, пронизанное всеобщим сознанием мироздание непостижимо для нашего ограниченного рассудка. Так, белое кровяное тельце нашего организма бессильно осмыслить существование человека разумного. Об этом всеобщем сознании остается только догадываться, строить фантастические гипотезы, слагать мифы… Научный метод в подобных случаях демонстрирует свое бессилие, если ограничен принципами движения мысли от частного к общему, от мертвого к живому, изначально теряя понимание единства жизни и Разума Вселенной.

Быть может, на путях осмысления этого единства науку ожидают новые необычайные открытия? В чем они могут выражаться?

Попробуем пофантазировать. Для этого современная наука предоставляет не много возможностей. Одна из них, возможно самая перспективная, связана с исследованиями вакуума. Из этого океана неощущаемой нами энергии реализуются материальные объекты, различные поля. Следовательно, и психическая энергия нашего организма, и биополе тоже источником своим имеют вакуумный океан энергии.

Сознание, разум, душа — все это феномены идеальные. Они проявляются в окружающем материальном мире опосредованно. Уловить их с помощью приборов или органов чувств невозможно. Почему?

Не исключено, что причина скрыта в свойствах все того же бездонного энергетического океана — космического вакуума.

Подозреваю, что мистически настроенный читатель тотчас вообразит «научные обоснования» появления духов и привидений, ангелов и бесов, НЛО и барабашек в нашей реальности как представителей «иномира». Не посягая на право каждого свободно фантазировать и при желании тешить себя иллюзиями, хочу только еще раз оговориться: приведенные выше рассуждения об «антимире вакуума» — домыслы, которые не претендуют даже на роль научной гипотезы.

Другое дело — идея разумных биосфер Земли и Вселенной. Она выглядит логически и фактически более обоснованной, чем представления о мертвой механике Космоса. Хотя и в этом случае наш неизбежно ограниченный человеческий разум бессилен постичь то, что выше его возможностей. Правда, мы еще далеко не исчерпали тех великолепных возможностей, которые предоставила нам творящая Природа, Бог.

При всей своей малости и эфемерности мы остаемся воплощением непостижимо сложной, одухотворенной, разумной биосферы Земли, а она в свою очередь — носитель жизни и разума Вселенной. В причастности к вечному бытию и сознанию — залог нашего бессмертия.

Достоин вечного покоя…

«Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его».

В этих словах Михаила Булгакова заключена печальная и примиряющая со смертью истина. Ибо на пути жизни для того, кто исчерпал свои силы до последней возможности, кто смертельно устал — не пресытился удовольствиями, а именно устал, подобно мастеру, завершившему непосильный труд, — для утомленного путника покой небытия не внушает страха.

Такова великая справедливость судьбы.

Как бы мы ни теоретизировали, какими бы идеями о переходе в иномир вакуума или в сверхжизнь биосферы ни утешались, неизбежно остается простейший обыденный облик смерти, рано или поздно ожидающий нас. И тогда многое — если не все — зависит от нас самих.

Быть может, в этом отношении проще всего тем людям, кто вообще перестает задумываться о своей погибели и тем более преждевременно оплакивать ее. Они живут — пока живется. Вот и все.

Другим страх смерти помогают преодолеть религиозные образы и обряды, надежда на бессмертие души.

Третьи полагают, что в нелепице жизни только и остается погоня за удовольствиями и материальными благами. Такие люди способны — на всякий случай, а вдруг Бог есть! — формально исповедовать ту или иную веру (не это ли суеверие?). Однако, несмотря на все свои ухищрения, они время от времени испытывают тягостный ужас предчувствия смерти, ее прижизненного переживания.

Четвертые стремятся обосновать научно-философские концепции, объясняющие смысл смерти. Становясь предметом научно-философского анализа, смерть предстает заурядным природным процессом, сопутствующим жизни, — не более того. В наилучшем положении оказываются мыслители, способные глубоко проникнуться жизнью природы, Вселенной. Порой они светло и спокойно ожидают перехода в вечность, последнего и полного воссоединения с жизнью мироздания и Разумом Вселенной.

Наконец, остаются те, о которых мы говорили в самом начале этой главы: утомленные путники, достойно пережившие удары и благодеяния судьбы, труженики и мастера, испытавшие счастье творчества и самоотдачи.

Было бы странно и неумно выбирать из этих вариантов (или из каких-то других) самый лучший. Ведь не мы выбираем их, а они нас. Каждый имеет те жизнь и смерть, то бессмертие, которые заслуживает. Бывают, конечно, исключения. Но надо ориентироваться не на них, а на справедливое воздаяние за все, что удалось или не удалось осуществить в этом мире, за добро и зло, оставленные после себя.