Жизнь, смерть, бессмертие?… - [17]

Выходит, Бруно верил в высокие идеалы добра, справедливости, человеческого достоинства, правды, не побоявшись отдать за них свою жизнь. А его набожные судьи (помните заповедь: не судите, да не судимы будете!) были насквозь пропитаны лицемерием. Справедливо отметил И. Кеплер: «Бруно мужественно перенес смерть, доказывая суетность всех религий. Бога он превратил в мир…»

Что же вдохновило Бруно на подвиг веры? (Не имея веры, можно ли решиться на мученическую смерть?) Ведь он предопределял человечеству не всеобщее благоденствие, а тяжкие времена: «Явятся новая правда, новые законы, не останется ничего святого, ничего религиозного, не раздается ни одного слова, достойного неба и небожителей. Одни только ангелы погибели пребудут и, смешавшись с людьми, толкнут несчастных на дерзость, ко всякому злу, якобы к справедливости, и дадут тем самым предлог для войн, для грабительства, обмана… И то будет старость и безверие мира!..»

И в то же время, по его мнению, все это можно будет пережить как тяжелую болезнь. Людям предстоит самим решать свою судьбу. Нам противостоит не Вселенная — противостоим мы сами, наши низкие помыслы, столь жалкие и пошлые перед неизбежностью смерти каждого. Лишь борьба и преодоление даруют счастье победы. Достигнув умения жить прошлым и будущим, человек приобщается к бессмертию и вечной красоте мира.

По его словам: «Кого увлекает величие его дела, не чувствует ужаса смерти».

Можно посчитать примеры Кропоткина и Бруно редкими исключениями. Однако такое мнение выглядит неубедительным. Уже одно то, что вера в смертность души кому-то не мешает или даже помогает жить и умереть достойно, доказывает ее плодотворность. Значит, есть люди — из лучших представителей рода человеческого! — способные преодолеть страх перед смертью и творить добро, мысль, красоту, совершать благородные деяния не под угрозой загробной кары, а по велению сердца, совести.

Вообще, как мне представляется, не следует рассчитывать в вопросе о смертности или бессмертии души найти единственно верный ответ для всех времен, народов, типов личности. Каждый выбирает эту веру по складу души, по уровню разума.

В любом случае, как бы мы ни решили для себя этот роковой вопрос, остается непоколебимой главная истина: наша земная бренная жизнь непременно завершится рано или поздно смертью — разобщением души и тела. Тело распадется на составные части, исчезнет. А душа… Что произойдет с ней, никому знать не дано. Можно только догадываться, фантазировать, верить. Не исключен даже такой вариант: каждому воздастся по его вере и по земным деяниям. Одним — вечные муки, другим — блаженство, третьим — небытие, вечный покой. И как знать, не последний ли вариант наилучший?

Одно ясно: прежнее единство души и тела не восстановится никогда.

Преодоление безысходности

Наши рассуждения о жизни и смерти, как нетрудно заметить, постоянно заходят в тупики. Словно какая-то роковая сила не дает мысли умчаться в светозарную безбрежность вечной жизни — как бы ее ни представлять — каждого из нас, любого человека. Как некое общее явление в биосфере Земли жизнь, безусловно, существует непрерывно с незапамятных времен. Но и тут ситуация достаточно безнадежная: если земная жизнь имела начало, то разумно предполагать и ее естественный конец.

Угаснет Солнце, остынет Земля, медленно погибнет биосфера. Последними вымрут те, кто первыми разжигали очаг земной жизни, — простейшие, вирусы… Какое уж тут бессмертие индивидуальной человеческой души!

Такая картина вполне отвечает современным научным представлениям, основанным на фактах, логически выстроенных и продуманных многими тысячами умнейших специалистов. Можно противопоставлять этим выводам утешительные религиозные фантазии, мифы, предания. Однако доводы рассудка и объективного опыта — не звук пустой.

Человек волен совершенно не считаться с наукой в оценке жизни и смерти, принимая ту концепцию, которая его больше устраивает. Сделать это проще всего тому, кто вовсе не знаком с естествознанием. В противном случае придется признать, что наука — не от Бога, а от дьявола. И тогда — торжествует бездумное мракобесие.

Надо оговориться. Подобные рассуждения предполагают спокойные теоретические умозрения вне реальной угрозы смерти. Совсем иная ситуация на практике, когда человек умирает. Тут уже не до науки, и поистине все средства хороши для того, чтобы уменьшить страдания, страх перед смертью. А прежде, если это необходимо, уменьшить физические боли, потому что они нередко делают последние дни и часы пребывания человека на свете невыносимыми.

Надо заметить, что одна из важнейших функций религиозных учений и обрядов — не только облегчить человеку жизнь, но и подготовить его к смерти. В некотором смысле то же предполагает философия. Недаром Платон говорил: философствовать — значит учиться умирать. Пример Сократа, мужественно принявшего смерть, с той поры вдохновлял многих. (Впрочем, в преклонные годы мудрецы обычно легче расстаются с жизнью, чем в молодости.)

Казалось бы, наука с ее беспощадной правдой в этом отношении принципиально отличается от религии и философии, склонных к подмене реальности иллюзиями. Опытный специалист, обследуя обреченного больного, может достаточно точно определить оставшийся ему срок. Не похоже ли это на приговор к высшей мере наказания?