Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом - [132]

На протяжении какого-то времени ходили неопределенные слухи о возведении его в пэры, но пока они не выкристаллизовались. Это доставило бы ему радость, и, видит Бог, они доставили бы радость Мадам, которая теперь так резко была настроена против его веры в спиритизм.

Если бы такие слухи превратились в нечто большее, чем сплетни, подразумеваемым условием пэрства мог бы быть отказ от его миссии для человечества. В таком случае выбора бы не было; от звания пэра надо отказаться. И он откажется!

Но одно причиняло боль. Перед одним было труднее всего выстоять, если бы он смог выстоять. Он потеряет друзей.

«Это человек, — писал некоторое время до этого Дуглас Слейден, — в котором в случае любого кризиса люди его профессии будут видеть лидера. В Лондоне немного людей, которым не была бы знакома эта крупная фигура, круглая голова с выдающимися скулами, бесстрашные голубые глаза и грубовато-добродушное лицо. Он самый популярный оратор (сказали бы об этом сейчас?), обаятельный и забавный в лучшие времена, резкий и убедительный в случае кризиса. Из современных писателей он более всех заслуживает звания великого человека».

И лишь незадолго до этого американский писатель в детройтской газете «Фри пресс», вспоминая о его визите туда в 1894 году, называл его «мудрым советчиком по важнейшим вопросам, спасением для друзей, которые нуждаются в его помощи».

Что ж, маловероятно, что такие чувства они будут высказывать и в дальнейшем.

Он потеряет большинство из своих друзей. И не по их вине. Кто может их винить, если им стало с ним некомфортно, если они чувствовали себя неловко, когда он говорил им о парапсихологии? Не будет больше в «Уиндлшеме» вечеров с портвейном для видных деятелей в области права, литературы, приключенческого жанра. У них было право иметь свои взгляды, а у него — свои. Но вопрос состоял не в том, чтобы что-то рассматривать, решать или теоретизировать. Он знал.

«Зная это, — сказал он Джин, — мы должны быть готовы принять то, что они говорят. Для тебя это имеет значение?»

«Никакого значения, если ты веришь, ты должен так поступить».

«Я не могу сделать ничего другого. Меня привела к этому вся моя жизнь. Это величайшая вещь в мире».

И старый победитель, которого любили так многие, но поддерживали так немногие, взялся за меч для того, чтобы повести свою последнюю великую битву.

Глава 22 НАЧАЛО

На протяжении одиннадцати лет его меч не знал отдыха. На протяжении одиннадцати лет в изменившемся послевоенном мире вся его невероятная энергия выплескивалась в поездки куда угодно, выступления где угодно, бросание вызова любому оппоненту, в работу почти без отдыха, в то, чтобы быть неиссякаемым источником силы и света.

«Так не может продолжаться вечно, — не переставали говорить ему медицинские консультанты. — Человек вашего возраста…»

Его возраста? Для него, человека, который каким-то образом сочетал в себе зрелость и добросердечие шестого десятка с энергией тех времен, когда ему было тридцать или тридцать с чем-то, это не было вопросом возраста. Вопросом было то, что надо было делать. Вся его работа, как он говорил, привела его вот к чему: он был в начале своей жизни.

«Я сегодня хочу выступить перед вами на тему, которая касается судьбы каждого мужчины и каждой женщины в этом зале. Нет сомнения в том, что Всемогущий Бог, поместив ангела на Кинг-Уильям-стрит, мог бы обратить вас к спиритизму[9]. Но закон Всемогущего Бога состоит в том, что мы должны пользоваться собственным умом и сами находить свое спасение; и это для нас совсем не просто».

Это он сказал в начале своего выступления в Аделаиде, Южная Австралия, в сентябре 1920 года. Теперь, когда он читал лекции, он надевал очки, которые были привязаны тонким шнурком. Послушайте, как его описывают во время выступления в до отказа заполненной аудитории в Таун-Холл.

«У сэра Артура была куча бумажек, но, перевернув несколько страниц, он начал говорить бегло и не заглядывая в записи. То и дело он поднимал палец, чтобы что-то страстно подчеркнуть, или вращал в руке свои большие очки, когда говорил свободно и описательно, время от времени протягивал вперед обе руки. Но большей частью это было простое выступление, доходчивое и яркое».

Его группа включала в себя шесть человек, не считая его самого: Джин, трое детей, майор Вуд и неутомимая служанка Джейкмэн в ее консервативной шляпке и с консервативными английскими манерами, которая была с Джин с первых дней их жизни в «Уиндлшеме». Когда он выступал с лекциями, как он писал в «Скитании спирита», он забывал об аудитории, забывал обо всем, за исключением своей миссии.

Итак, в 1920 году он совершил поездку по Австралии. В 1922-м и 1923 годах он проехал по Соединенным Штатам. Везде было одно и то же. Иногда, к его удивлению, в залах собирались огромные толпы людей, порой они даже блокировали близлежащие улицы, так что порой он сам даже не мог пройти в зал, пока не объяснял, кто он такой.

Было ли дело в его послании? Или то всего лишь простое любопытство? Играла ли роль притягательность самой личности, настолько сконцентрированной на своем предмете, что немногие, с кем он общался, могли избежать его влияния? Об этом судить вам, читателям. Невозможно сомневаться в том, что происходило нечто необычное — будь то в его послании или личности, — когда мы по сообщениям печати, интервью, письмам похвалы или брани наблюдаем за его поездками из страны в страну.