Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом - [123]

Не будем останавливаться на подводных лодках.

Но огромные масштабы военных действий? Полмира с оружием в руках и другая половина, готовая присоединиться к первой в целях уничтожения. Еще несколько шагов, теперь или в будущем, и все это будет означать истребление рода человеческого.

Было в этом предзнаменование или нет?

Их собственный дом в «Уиндлшеме» представлял собой микромир того, что происходило повсеместно. Первым ушел Малкольм Леки, и Джин, которая так его любила, на протяжении почти пяти месяцев оставалась без вестей о нем, прежде чем они узнали о его смерти. «Господь с тобой, — писал тогда Кингсли. — Тревога ожидания должна быть ужасной».

У Лили Лодер-Саймондс, которая жила в «Уиндлшеме» и была самой близкой подругой Джин, на Ипре погибли три брата. Четвертый был ранен и захвачен в плен. Вскоре после этого был убит Оскар Хорнанг, единственный сын Конни и Вилли. Был убит и Алек Форбс, племянник Конан Дойла со стороны жены.

А Лотти, любимая сестра Лотти, которая шестнадцать лет назад отправилась в короткую поездку в Индию?

Лотти с дочерью Клэр жила сейчас с Мадам в Йоркшире. Она надеялась вскоре уехать с французским Красным Крестом. В краткой, сдержанной записке она сообщила брату, что ее муж, майор Королевского инженерного корпуса Лесли Олдхэм, был убит в первый же день в траншеях.

Эти события 1915 года удручали Конан Дойла. Все смерти случились тогда, когда он написал: «Только время станет лекарем», и ему нечего больше было сказать. Те, кем он больше всего гордился, Кингсли и Иннес, оставались пока невредимы. Вернувшийся из Египта Кингсли получил офицерское звание и проходил курс гранатометания в Линдхерсте перед отправкой на Западный фронт.

«Это потрясающее место, — писал Кингсли 5 февраля 1916 года, — и прекрасные условия».

А полковник Иннес Дойл, находившийся на фронте, где были признаны его организационные таланты, всегда оставался Иннесом. Если вы захотите найти прообраз лорда Джона Рокстона, вам не придется ходить далеко.

«Необычная продолжительность прекрасных дней, — писал Иннес 11 февраля после сильной бомбежки, — оживила и сделала эти места лучше. Это заставляет меня немножко подумать». И далее извиняющимся тоном: «Если со мной что-то случится…»

Он объяснял свои планы в отношении жены и маленького сына, которые жили в «Уиндлшэме» на попечении его брата. Затем, спешно прекратив это, он начал описывать, в каких интересных условиях он находится. Совсем незадолго до того, как Иннес написал это письмо, Джин Конан Дойл пережила еще один тяжелый удар. После короткой болезни умерла Лили Лодер-Саймондс.

Кошмар становился все сильнее; начался орудийный обстрел Вердена. Конан Дойл, все взвесив, уже пришел к определенным выводам.

Задолго до своей смерти Лили Лодер-Саймондс обрела способность автоматического письма. «Это, — объяснял он в последующей речи, — представляет собой некую силу, которая овладевает ее рукой и пишет то, что предположительно исходит от мертвых».

Он не верил в это и на протяжении нескольких недель продолжал наблюдение. «К автоматическому письму, — замечал он, — всегда следует относиться с подозрением, потому что легко обмануться. Как можно сказать, что она не драматизирует бессознательно черты своей индивидуальности?»

Лили Лодер-Саймондс, высокая светловолосая женщина с чувствительным темпераментом, потеряла трех братьев и друга в лице Малкольма Леки. Эти послания будто бы исходили от одного или другого из четверых молодых людей. Некоторые из них оказались точными. «Послания были полны военных подробностей, которые девушка не могла знать. Один из братьев рассказывал, что он встретил бельгийца, называл его имя, и мы обнаружили, что все так и было». С другой стороны, многие послания были неточны. Он находился под впечатлением, но дальше этого дело не шло.

Потом случилось что-то еще. Он сам получил послание. «Наконец я избавился от сомнений».

Мы отмечали его глубокую неприязнь к выступлениям или написанию для публики всего слишком интимного и личного. Что это было за послание, он не говорит в своих книгах или в выступлении, цитату из которого мы привели. Он рассказывал об этом только дома, да и то не все.

Это было послание от Малкольма Леки. Это было воспоминание или напоминание настолько личного характера, что о нем нельзя было знать никому на свете, за исключением Малкольма Леки и его самого. Он нашел в этом объективное доказательство, которого искал на протяжении почти тридцати лет.

В «Новом откровении», написанном два года спустя, он рассказывал об этом и предыдущих явлениях:

«В агонизирующем мире, слыша каждый день о гибели цвета нашей нации, ушедших в ранней юности, видя жен и матерей, у которых нет ясного представления о том, куда ушли их любимые люди, я, кажется, внезапно увидел, что предмет, которым я так долго занимался попусту, — это не только изучение силы, находящейся за пределами правил науки, что это нечто огромное, пролом в стенах между двумя мирами, прямое неоспоримое послание из потустороннего мира, зов надежды и руководство роду человеческому во времена великой печали…

Телефонный звонок сам по себе — это очень детская штучка, но он может быть сигналом об очень важном послании. Кажется, что все эти явления, большие и малые, были телефонными звонками, бессмысленными сами по себе, но они сигнализировали человеческой расе: «Пробудитесь! Будьте в готовности! Будьте начеку! Вот вам ориентиры. Они приведут к посланию, которое желает направить Бог…»