Жизнь прожить... - [12]

За удаль конокрадскую —

Во-первых,

За гонор безоглядный —

Во-вторых.

Ох, ну и жег!

Да ладно б там, в сторонке,

Да ладно б тут,

При всех,

Но не при ней —

При ней,

При Тоньке,

При такой девчонке,

Как будто ты — не парень из парней,

А так себе.

А тут еще Угорин

Из-под усов, ощипанных женой:

— Кураж!.. Кураж!.. —

Подкаркивал, как ворон.

Отец родной

И тот, как не родной,

Спиной к тебе.

А что? И так бывает.

А что? И так случается порой.

И показалось: солнце убывает,

И ты, герой, —

Какое там герой! —

Один в степи

Стоишь, как сиротина,

Кругом забытый

И кругом ничей.

И только Тонька — надо ж! —

Антонина

Семеновна,

Звезда твоих ночей,

Восстала вдруг!

Да так тряхнула челкой,

Да так пошла в туманах-облаках,

Что просияли бабы,

Как девчонки,

И парни

             колыхнулись

                                 в мужиках.

И вся — к тебе!

К тебе,

Как по мосточку,

К тебе,

К тебе —

По краешку волны…

Глядел Угорин на родную дочку,

Как на себя с обратной стороны:

Царица шла!

Попробуй усомниться

И не признать — свои же как-никак!

Чуть что не так —

Прошу посторониться!

Рудяк?

А кто он?

Что он ей, Рудяк?

Подумаешь! —

И не таких видали.

Подумаешь! —

Встречали не таких.

И от своих

От стоптанных сандалий

И до бровей нещипаных своих —

Вся за тебя!

За все твои шестнадцать

Цветущих лет!

А что?

А ничего.

Да за такое, братцы-новобранцы,

Подай коня,

По всей по ЦЧО

Ты б дал огня — герой сорви подковы —

Сам вихрь,

Сам град,

Сам гром тебе родня!

Да только жаль, что не было другого

На случай тот

Свободного коня.

И ты стоял,

Стоял, слегка смущенный,

И — что скрывать —

Казак из казаков, —

Ну то есть так,

Как будто сам Буденный

Перед лицом развернутых полков

Обнял тебя, как самого такого

Заметного,

А Степку Рудяка

Послал на выгон

Собирать подковы,

Чтоб не срамил резервы РККА,

Чтоб знал своих,

Чтоб очень уж не очень

Шпынял тебя

На празднике твоем.

А между прочим,

Конь-то был рабочим,

Не скаковым, а тягловым конем.

Про тягловую реку

1

Он был давно поставлен на подковы,

За год, кажись, а может, и за два

До рождества —

Понятно, не Христова.

До твоего, понятно, рождества —

Поставлен был.

II при любой погоде

Хомут, понятно,

И, понятно, кнут…

Вот с той поры в крестьянском обиходе

Его набольше лошадью зовут.

Чуть свет:

— Ходи! —

И тут уж, будь покойный,

Пойдет,

Потянет,

Благо не впервой.

И по прямой пойдет

И по окольной,

Лишь был бы тот, кто правит,

С головой.

И ничего, что где-то чуть споткнется

И малость сдаст.

Бывает.

Ничего.

И все равно

Красавцы иноходцы

Не перепляшут иноходь его.

Постромки рвут,

А тяги, тяги нету.

Копытом бьют,

Да где уж, где уж им!

За ними что — пустые километры

И степь врастяжку…

А за ним,

За ним,

За тягловым,

Не просто так, врастяжку, —

Навалом степь, не сгорбится пока,

В снопах,

В мешках,

А сверх того — фуражка,

А под фуражкой — думы мужика.

За ним — возы.

За ним — крутые дали.

Возы,

Возы…

Не счесть его возов.

И никаких — представь себе —

Медалей,

И никаких — представь себе —

Призов.

Возы,

Возы…

Как избы на телегах.

Возы до слез,

До жалобы в осях.

А все, что недоверстывал до снега,

Наверстывал по снегу,

На санях.

Возы,

Возы…

Вези, уж коль ты лошадь,

Всю жизнь — вези!

А жизнь, она — гора.

Когда там все фундаменты заложат,

Когда там заведутся трактора?

Возы,

Возы…

Со стоном подполозным,

Возы в жару

И в слякоть-непролазь…

Оно, конечно, слава паровозам,

Но разве с них дорога началась?

У них, железных, сила заводская

И ход — куда там! — оторопь берет.

Но говорят, что книга есть такая,

Неписаная книга есть.

Так вот

В ней сказано —

Быть может, что и спорно,

Но сказано —

В допрежние века:

Земля — от неба,

Дерево — от корня,

И далее:

Река — от родника.

И далее:

Дорога — от копыта,

От полоза,

А полоз — то да сё —

Извелся весь

От страшной волокиты

И взял да закруглился в колесо.

И тут пошло!

Пошло на том же вздохе,

На той же тяге,

Втянутой в хомут.

Когда там развиднеются эпохи

И книгу ту до атома прочтут!

2

И что ж — прочли:

Дознались,

Домечтали,

Свели с огнем железную руду.

И вот она грохочет —

Сталь по стали,—

Индустрия на собственном ходу.

«Иду-у!.. Иду-у!..» —

Раскатисто и ходко

По магистральным

                           шпарит

                                    колеям.

Эх, кабы вся Россия посередке,

А то ведь вон какая по краям!

Она и там, у моря-океана,

Она и тут,

Где пашут,

Сеют,

Жнут,

Где гнезд пока не вьют

Аэропланы

И корабли к плетням не пристают.

А жизнь идет!

Не так чтоб шибко очень —

Пешком набольше,

Редко, чтоб в седле.

Здесь хлеб растят

И знают, между прочим:

Не вся земля, что сверху, на земле,

А под землей,

Под этой вот, равнинной,

И под нагорной той,

Под верховой…

Рабочий класс — он ствольный класс,

Вершинный,

А раз вершинный — значит, корневой,

Глубинный класс!

А корень где?

Откуда

Его могучесть, кряжистость его?

А все оттуда, друг мой,

Все оттуда,

Все от Микулы — пахаря того.

Все от него, земного,

Не от бога:

Сгибайся в три погибели —

Паши!

Костьми ложись,

А звонкую дорогу

Достань из-под земли

И —

Положи,

Раскинь ее, по звенышку стыкая,

Поверх могил работных мужиков

На тыщи верст…

Так вот она какая,

Та борозда, что испокон веков

Шла по земле за пахарем-кормильцем

И за рудничным пахарем

Туда,

Где глубоко́-глубо́ко

Коренится

Под родниковым холодом

Руда.

Туда,

Туда,

По ствольному отвесу —

Сырой земле и камню вперерез…

А кто сказал, что здесь у нас

К железу

По деревням сторонний интерес?

Уж это зря.