Жизнь против смерти - [121]
Необстрелянные новички вначале просто боялись, хоть и старались не показать виду. Но потом они, как говорится, принюхались к пороху, и боевой дух у них поднялся. Товарищ Свозил был хороший командир и быстро научил их владеть оружием.
Боевая дружина с завода Авиа помогла не только Летову; повоевала она и под Ладви.
За полигоном, где нацисты расстреляли Елену Гамзову, тянется по склону холма чудесная Дяблицкая роща. В мирное время туда по воскресеньям отправлялись отдыхать семьи рабочих и трамвайщиков из Либени, Кобылис и Дяблиц; расставив бутылки с пивом, разложив крутые яйца, усаживались они с шитьем или газетой под веселыми лиственницами, строгими буками и светлыми березами. В траве копошились ребятишки с измазанными ежевикой мордочками… И вот теперь женщины с детьми, в страхе перед нацистами, устремились к этому лесу. Ясное дело: их привлекал туда чехословацкий флаг на наблюдательной вышке. Но это была хитрость гитлеровцев: занимая выгодную высоту, они нарочно подняли этот флаг, чтобы их там никто не трогал. Нацисты прятались в лесу, а несчастные женщины и дети бежали туда и попадали прямо под пули. Сколько крови там пролилось! У самой Дяблицкой рощи обрыв и каменоломня… Эх, лучше и не рассказывать! На Ладви фашисты творили свои кровавые дела, ох, и звери!
Услыхав о том, что происходит в Дяблицах, дружинники с Авиа поспешили на выручку женщинам. Гитлеровцы оборудовали пулеметное гнездо на скале, где стоит старый каменный стол и чугунный крест, и хорошо пристрелялись на местности. Как только парни с Авиа появились на опушке, пятерых из них скосила пулеметная очередь. Лойзика ранило в ногу. Зеленка взвалил его на плечи, как мешок, и потащил обратно к машине. Вдруг снова огонь.
— Пусти меня, — прошипел Лойзик. — Ложись в траву! Да сбрось же меня, осел!
Он боялся, что Зеленку подстрелят.
Зеленка положил товарища на землю, сам залег рядом. Когда стрельба прекратилась, он снова встал и, крякнув, взвалил раненого на плечи. Тот был тяжеленек — здоровый детина. И снова: тра-та-та! «Пусти меня!» Тра-та-та! «Оставь меня и сматывайся, дубина!» Так они и ругались все время. Лойзик бранил Зеленку, а тот поднимал Лойзика, нес его, опускал на землю, опять с трудом поднимал и наконец доставил в безопасное место.
Хотя наших ребят и оттеснили с Ладви, рук они не опустили. Выкатив вручную вагон, стоявший на заводской ветке, на железнодорожные пути, они прицепили его к маневровому паровозу и разъезжали, обстреливая гитлеровцев, а потом, подучившись, начали палить и из пушки по Кбелскому аэродрому. Своими боевыми действиями они сбили с толку нацистов; те решили, что на заводе Авиа гораздо больше восставших, чем их было на самом деле, и не отважились напасть на завод.
А тем временем господа из бывшей дирекции завода сидели во втором этаже, выпивали, резались в карты и пытались из окна руководить боевыми действиями рабочей дружины. Можно было бы посмеяться, если бы это не вызывало возмущения.
Корпуса цехов и ангары были в руках рабочих, которые расставили пулеметы на зеленом поле заводского аэродрома и оттуда вели огонь. Над заводом летал немецкий наблюдательный самолет «аист». Он сбросил связки гранат около котельной.
Перед тем как начать орудийный обстрел кбелских казарм, светловолосый председатель комитета распределил людей.
— Дети есть?
— Трое.
— Останешься здесь. А у тебя?
— Нету, — ответил Кашлик. — Только ожидаю.
— Тебя, значит, тоже не возьмем. Пойдут холостяки.
— Ну нет, — заупрямился Кашлик. — Уж вы меня не срамите. Не хочу краснеть перед будущим сыном.
— А если родится девчонка? — засмеялись товарищи.
— Та проживет и с матерью.
Кашлик пошел с холостяками — что с ним поделаешь! — и все твердил себе: «Хорошо, что Ярушка не знает, это могло бы ей повредить. И хорошо, что я ее не вижу. Всякое может случиться. Так-то лучше».
Дружина обстреляла из орудий кбелские казармы, завладела ими и через главные ворота устремилась к ангарам. Немецкий гарнизон наконец сдался, поставив условие, что ему будет разрешено покинуть Прагу. Но самолеты останутся тут! Ни одного винтика вы отсюда не унесете! Рабочие заняли аэродром, спасли для республики сотни самолетов и тут же, еще ночью, смертельно усталые, начали осматривать машины и приводить их в порядок. Ночью по радио было передано обращение: «Военные пилоты и механики! Срочно явитесь на аэродром в Кбелах!» И что вы думаете, много их пришло? Ни одного! Только утром, в половине восьмого, появилась одинокая фигура: какой-то кавалерист, выспавшись, пришел «принимать аэродром». Наши ребята его выставили.
Рабочие завода Авиа удержали кбелский аэродром, и, когда туда прибыло паше правительство, они вместе с советскими войсками проводили его как почетный эскорт до самого Града.
НЫНЧЕ-TO ЧТО!
Нынче-то что! Теперь, когда мы уже знаем, чем все кончилось, легко вспоминать, как это было. А ведь тогда никто не знал, что будет через день, через час. Будущее Праги лежало в ее разрытых улицах с вывороченной брусчаткой и с железными прутьями, торчащими, как на стройке… Да, все это напоминало стройку, где еще только сносили старый небоскреб нацистской гордыни.
Когда смотришь на портрет Марии Пуймановой, представляешь себе ее облик, полный удивительно женственного обаяния, — с трудом верится, что перед тобой автор одной из самых мужественных книг XX века.Ни ее изящные ранние рассказы, ни многочисленные критические эссе, ни психологические повести как будто не предвещали эпического размаха трилогии «Люди на перепутье» (1937), «Игра с огнем», (1948) и «Жизнь против смерти» (1952). А между тем трилогия — это, несомненно, своеобразный итог жизненного и творческого пути писательницы.Трилогия Пуймановой не только принадлежит к вершинным достижениям чешского романа, она прочно вошла в фонд социалистической классики.Вступительная статья и примечания И. Бернштейн.Иллюстрации П. Пинкисевича.
Когда смотришь на портрет Марии Пуймановой, представляешь себе ее облик, полный удивительно женственного обаяния, — с трудом верится, что перед тобой автор одной из самых мужественных книг XX века.Ни ее изящные ранние рассказы, ни многочисленные критические эссе, ни психологические повести как будто не предвещали эпического размаха трилогии «Люди на перепутье» (1937), «Игра с огнем», (1948) и «Жизнь против смерти» (1952). А между тем трилогия — это, несомненно, своеобразный итог жизненного и творческого пути писательницы.Трилогия Пуймановой не только принадлежит к вершинным достижениям чешского романа, она прочно вошла в фонд социалистической классики.Иллюстрации П.
Когда смотришь на портрет Марии Пуймановой, представляешь себе ее облик, полный удивительно женственного обаяния, — с трудом верится, что перед тобой автор одной из самых мужественных книг XX века.Ни ее изящные ранние рассказы, ни многочисленные критические эссе, ни психологические повести как будто не предвещали эпического размаха трилогии «Люди на перепутье» (1937), «Игра с огнем», (1948) и «Жизнь против смерти» (1952). А между тем трилогия — это, несомненно, своеобразный итог жизненного и творческого пути писательницы.Трилогия Пуймановой не только принадлежит к вершинным достижениям чешского романа, она прочно вошла в фонд социалистической классики.Иллюстрации П.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.