Жизнь после жизни - [142]

— Как тебя угораздило? — сердилась Сильви; в результате они съели пирог со свининой, который миссис Гловер просила передать Джорджу. («Ради бога, ей ни слова», — сказала Сильви.)

Памела оцарапалась о ежевичный куст, Урсула обожглась крапивой. Даже всегда жизнерадостный Тедди, перегревшись на солнце, раскапризничался.

Джордж принес им посмотреть двух совсем маленьких крольчат и спросил:

— Не хотите взять их себе?

А Сильви как отрубила:

— Нет, спасибо, Джордж, они либо подохнут, либо расплодятся — и то и другое нежелательно.

Памела горько заплакала и успокоилась лишь после того, как ей пообещали котенка. (К удивлению самой Памелы, обещание это было выполнено: котенка вскоре принесли с фермы при соседнем имении — Эттрингем-Холле. Неделю спустя он в судорогах умер. Похороны организовали по всей форме. «На мне лежит проклятие», — объявила Памела, обычно совсем не склонная к аффектации.)

— А он дивно хорош, этот пахарь, ты согласна? — заметила Иззи.

Сильви отрезала:

— Даже не думай. Ни под каким видом. Не смей.

А Иззи сказала:

— Я вообще не понимаю, о чем ты.

День клонился к закату, но в воздухе не стало прохладнее; им не оставалось ничего другого, как тащиться назад по тому же зною. Памела, и без того расстроенная из-за крольчат, наступила на колючку, а Урсулу хлестнуло по лицу веткой. Тедди плакал, Иззи чертыхалась, Сильви кипела, а Бриджет сказала, что утопилась бы в ближайшей речке, да только это смертный грех.

— Вас не узнать, — сказал Хью, когда они ввалились в дом. — Обласканы солнцем.

— Ах, оставь, — бросила Сильви, проталкиваясь мимо него. — Я лягу наверху.

— Сдается мне, сегодня быть грозе, — сказал Хью.

Так и вышло. Урсула, у которой всегда был чуткий сон, открыла глаза. Выскользнув из постели, она пошлепала босиком к мансардному окну и залезла на стул, чтобы выглянуть на улицу.

Вдали канонадой прокатился гром. Небо, лиловое, набухшее в ожидании, вдруг пропорола вилка молнии. Вспышка, будто фотографическая, на миг осветила лисицу, крадущуюся по лужайке за какой-то мелкой добычей.

Урсула забыла начать счет, и раскат грома, ударивший почти над самой головой, застал ее врасплох.

Так бывает на войне, подумала она.

* * *

Урсула сразу перешла к делу. Бриджет, которая за кухонным столом резала лук, и без того была в слезах. Присев рядом, Урсула сказала:

— Я в деревню ходила.

— Ага. — Бриджет осталась равнодушной.

— Конфеты покупала, — продолжила Урсула. — В конфетной лавке.

— Да ну? — сказала Бриджет. — Конфеты в конфетной лавке? Это надо же.

В лавке продавалась масса других товаров, но детей из Лисьей Поляны они не интересовали.

— Кларенса видела.

— Кларенса? — Бриджет перестала резать лук, заслышав имя своего возлюбленного.

— Он тоже конфеты покупал, — сообщила Урсула и для пущей убедительности добавила: — Мятные леденцы.

А потом:

— Ты знаешь Молли Лестер?

— Знаю, — настороженно ответила Бриджет, — в лавке работает.

— Так вот, Кларенс ее поцеловал.

Сжав в руке нож, Бриджет приподнялась со стула:

— Поцеловал? С чего это Кларенсу целовать Молли Лестер?

— Вот и Молли Лестер то же самое сказала! «С чего это, — говорит, — ты меня целуешь, Кларенс Додд, когда все знают, что ты помолвлен с этой девушкой, что служит в Лисьей Поляне?»

Бриджет была привычна к мелодрамам и бульварным романам. Она знала, что теперь должна последовать кульминация. Урсула не стала ее томить:

— А Кларенс и говорит: «Бриджет, что ли? Да она мне никто, ничто и звать никак. Такая страшная. Я ее просто за нос вожу». — Урсула, смышленая не по годам, запоем читала романы Бриджет и усвоила развитие любовных сюжетов.

Под нечеловеческий вопль Бриджет нож со стуком упал на пол. Непонятная ирландская ругань посыпалась градом.

— Вот гад, — выговорила наконец Бриджет.

— Подлый негодяй, — согласилась Урсула.

Перстенек, знак помолвки («безделушка»), вернулся к Сильви. Заверения Кларенса в полной своей невиновности не возымели действия.

— Съезди-ка ты в Лондон вместе с миссис Гловер, — обратилась Сильви к Бриджет. — Там перемирие празднуют, знаешь, наверное. По-моему, на сегодня даже назначены дополнительные поезда.

Миссис Гловер сказала, что на пушечный выстрел не приблизится к столице, — там свирепствовала эпидемия гриппа, а Бриджет сказала: вот бы Кларенс туда поехал, лучше бы с Молли Лестер, и чтоб они там оба заразились испанкой и померли.

Молли Лестер, которая за всю жизнь и двух слов не сказала Кларенсу, кроме как «Доброе утро, сэр, что для вас?», отправилась на небольшое празднество, устроенное в деревне, а Кларенс действительно поехал с дружками в Лондон и действительно умер.

— По крайней мере, никого не пришлось сталкивать с лестницы, — сказала Урсула.

— О чем ты? — не поняла Сильви.

— Не знаю, — ответила Урсула. Это была чистая правда.

Она сама за себя тревожилась. Ей то и дело снилось, что она летает и падает. Иногда, залезая на стул, чтобы высунуться из окна спальни, Урсула испытывала сильное желание вылезти на крышу и броситься вниз. При этом она знала, что не шмякнется на землю, как переспелое яблоко, а будет кем-то подхвачена. («Кем, интересно?» — размышляла она.) Испытывать судьбу Урсула остерегалась, не то что бедная дама в кринолинах, принадлежавшая Памеле: ту от скуки зимним вечером вышвырнул из окна злодей Морис.