Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [99]

«Я ничего^ не имею против того, чтобы к нам притекало золото из заграницы, только бы мы поменьше посылали его туда».

В. Н. Ипатьев в Лаборатории его имени Высоких Давлений и Катализа в Northwestern University

Вследствие такого ответа главы правительства, фирма Нобель стала переводить некоторые суммы денег в распоряжение М. М. Тихвинского для раздачи некоторым бывшим служащим этой фирмы. Во время одного путешествия Смилги по Волге для осмотра всех складов нефти он познакомился с заведующим флотилией наливных судов, перевозящих нефть из Баку. Этот начальник транспорта, фамилию которого я не помню, заведывал этой флотилией Д01 войны у бр. Нобель и потому хорошо знал всех наиболее видных работников фирмы. Смилга рассказал нам, что он пригласил этого начальника флотилии на ужин и после хорошей выпивки и закуски сумел так повести дружескую беседу, что выпытал от него фамилии всех лиц, которые получали денежную помощь от товарищества бр, Нобель. Все это было проделано при свидетелях большевиках. Как только Смилга приехал в Москву, он сообщил обо всем ЧК, и она тотчас же арестовала всех указанных лиц; я не могу припомнить, был ли в числе их также и начальник флотилии. М. М. Тихвинский, конечно, был арестован в первую голову и был расстрелян (как я уже упомянул ранее) в сентябре 1921 юда, причем ему вменялось в вину, главным образом, что он посредством тайной корреспонденции доносил фирме Нобель во всех деталях о состоянии добычи нефти и производства нефтяных заводов.

Этот рассказ Смилги произвел на меня очень тягостное впечатление и, может быть, именно он был причиной того, что я выпил лишнее и едва ли не первый раз в жизни приехал домой около 4-х часов ночи в сильном градусе, привел тем в удивление жену, так как в подобном состоянии, до этой пирушки с большевиками, она меня никогда в жизни не видала.

На этом же вечере я рассказал, что Главное Артиллерийское Управление просило меня взять на себе заботу об организации в СССР производство ядовитых газов и противогазов. Я интересовался узнать, как в неофициальной обстановке члены Президиума относятся к моему участию, в этом деле. Все тотчас же воспользовались случаем и выпили за процветание этого дела под моей эгидой, а П. А. Богданов прибавил:

«Ну, если Владимир Николаевич снова возьмется за это дело, то успех, наверное, будет».

Я сообщил ранее, что Ленин не мог выслушать летом 1922 года моего доклада о поездке заграницу, так как был болен после случившегося с ним удара, и доктора строго-настрого запретили ему заниматься какими-либо делами, хотя он был в полном сознании. Но в начале осени он настолько поправился, что доктора разрешили ему принимать некоторое участие в делах, строго ограничив, конечно, время работы. От секретаря Совнаркома Н. П. Горбунова я получил тогда записку, в которой он писал мне, что Владимир Ильич считает очень полезным, чтобы я написал для широкой публики два фельетона в «Правде», в которых описал бы все виденное и слышанное относительно экономического и технического развития промышленности. Для меня написание таких двух фельетонов не представляло трудностей, так как вскоре по возвращении из заграницы меня просили в ВСНХ прочитать лекцию о моем путешествии в Москве, в зале Советов (бывшее Дворянское Собрание). Моя лекция собрала много народа и вызвала оживленный обмен мнений. Я отметил в своей лекции, что в Германии после войны химическая промышленность обогатилась новыми процессами, весьма важными для мирного времени, установление которых и в нашей стране крайне желательно. Принимая же во внимание наши дружественные отношения с Германией, можно надеяться, что мы могли бы получить от немцев техническую помощь. Одному из присутствующих моя речь очень не понравилась. В резких выражениях он упрекал меня в пристрастии к немцам и, не пожелав выслушать мои раз’яснения, демонстративно ушел с лекции. Впоследствии эта моя речь была напечатана в журнале «Наши Достижения», который был создан А. М. Горьким. Эта речь послужила мне материалом и для составления двух фельетонов в «Правде», которые предназначались для широкой публики и должны были отличаться простотой.

В. И. Ленин был очень доволен этими фельетонами и просил через Горбунова, чтобы я время от времени сообщал кое-что широкой публике о достижениях в химии. В это время его здоровье настолько поправилось, что он решил выступить с большой речью на одном из больших заседаний не то Московского Совета, не то ЦИК’а. Кроме того он председательствовал в Совете Народных Комиссаров, где в его присутствии разбирался вопрос о предоставлении Уркарту концессии на Урале для добывания меди, свинца и серебра на Уральских, Кыштымских и Ридигерских заводах. Этот вопрос был внесен Красиным, которого я, будучи в Лондоне, помирил с Уркартом. Красин для проведения этой концессии приехал в Москву и очень энергично защищал необходимость концессии, но потерпел фиаско: Уркарт концессии не получил. С этого времени началось падение престижа Красина в коммунистических кругах, ■— в особенности после одной фразы, которую он позволили себе сказать на одном многолюдном собрании: