Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [77]

Я постараюсь кратко описать приключения и жизнь моего сына Николая, который по своему характеру и убеждениям совершенно отличался от прочих членов нашей семьи. С самого детства и до конца жизни он отличался громадной религиозностью и повышенной нервностью, которая очень часто приводила его в угнетенное состояние, близкое до способности покончить все счеты с этой жизнью. В юности он не обладал особыми способностями, но брал прилежанием и памятью и средне окончил классическую гимназию. Он обладал хорошими способностями к музыке, но не проявлял особого интереса к какой-либо научной дисциплине и по окончании гимназии в 1914 году решил поступить в Университет, на юридический факультет. Его всегдашней мечтой было после окончания высшего образования поступить на военную службу, в один из гвардейских кавалерийских полков, где он надеялся найти себе товарищей, близких к его аристократическим замашкам. В этом он резко отличался от своих братьев, в особенности от старшего Дмитрия, который был как раз настоящим демократом и всегда дружил с товарищами по гимназии, родители которых являлись бедными труженниками. Когда по окончании гимназии Николай просил меня 1и мать отдать его в Пажеский Корпус или в Николаевское Кавалерийское Училище, то мы категорически воспротивились, указав ему, что прежде всего надо стать образованным человеком, а потом будет видно, какую карьеру он найдет наиболее для себя подходящей.

J

Начавшаяся мировая война изменила все планы, и вместо Университета Николай поступил в Николаевское Кавалерийское Училище для прохождения сокращенного курса. После окончания курса он вышел в Сумской Гусарский полк, одно время был в Тамбове в запасном батальоне, а потом был отправлен на фронт в Дикую Кавалерийскую Дивизию, которой командовал вел. кн. Михаил Александрович. Впоследствии он был ад’ютантом у командующего 5-й армией А. М. Драгоми-рова и оставался в этой должности до прихода большевиков. После октября 1917 года он отправился вместе с матерью на хутор в Калужскую губернию м был привлечен волостным советом в качестве военного руководителя для обучения деревенской молодежи военному делу. Это положение его очень тяготило, и после года такой жизни он решил снова отправиться на фронт, который был в то время на границе Великороссии и Украины, где хозяйничали немцы. Это было в декабре 1918 года, и с тех пор мы потеряли его из виду и не знали, был ли он убит, взят в плен или перешел на сторону белой армии.

Прошло около двух лет, и я через эстонское консульство получил в разное время два письма от какого-то бывшего моего ученика (а их у меня были тысячи), который очень тепло вспоминал меня и сообщил, что он продолжает заграницей высшее образование и уже имеет невесту, тоже русскую, дочь того человека, который принял участце в его судьбе и помог ему продолжать учение. Долгое время я не придавал значения этим письмам, как однажды меня осенила мысль, что это может быть письма от сына Николая.

Больше я не имел об нем никаких известий и только теперь Пеняков сообщил мне об его пребывании в Бельгии. Пеняков рассказал, что однажды он встретил молодого человека, угнетенный вид которого заставил его обратить на него внимание и спросить, что он здесь делает и почему он находится в таком ужасном состоянии. Тот об’яснил ему вкратце, как он попал в Бельгию, что у него нет никакой работы, что он хотел бы учиться, но, не имея возможности осуществить свое желание на чужбине, ему вероятно ничего не остается, как покончить с собой. Когда Пеняков узнал, что он мой сын, то решил принять участие в нем и прежде всего посоветовал ему не предаваться такому малодушию и предложил ему зайти к нему на дом, чтобы обсудить вопрос об его дальнейшей судьбе. Когда Николай пришел к Пенякову, то последний сказал ему, что он так уважает его отца, что с большой охотой поможет ему учиться, будет ему давать денег на учение и прожитие, — с тем, что позднее, когда он окончит курс и поступит на работу, то сможет частями возвратить ту сумму, которая будет истрачена за время его пребывания в Институте; теперь же ему не надо беспокоиться о деньгах. Когда я приехал в Брюссель, сыну оставалось немногим более года, чтобы закончить курс в Институте. В Брюсселе от многих промышленников я слышал, что сын блестяще учится, профессора им очень довольны и что ему предстоит хорошая будущность. В особенности сердечно к нему относился профессор Паль-манс, который поддерживал его в трудные минуты его жизни на чужбине.

В назначенное мною время Николай явился ко мне в отель и поведал мне вкратце все свои переживания, но благодаря своему характеру, был довольно холоден и называл меня на «Вы». Он мне рассказал, что он вращается в белогвардейских кругах, бывает у вел. кн. Елизаветы Маврикеевны, вдовы вел. кн. Константина Константиновича, близок с высшим духовенством и пр. Я не помню точно, видел ли я его еще раз перед получением от него длинного и странного письма, которое меня очень поразило. В этом письме он сообщал, что не может более видеться со мной, так как не может понять, каким образом такой ученый и большой человек, каким я являюсь, может оставаться в СССР и работать с разрушителями российского государства. Он дает мне совет немедленно прекратить мою деятельность и присоединиться к другому лагерю, в котором собрались люди, любящие свою страну и работающие для ее спасения. В письме он не только просил меня разорвать с большевиками, но умолял это сделать, не откладывая ни на одну минуту. К сожалению, я не мог сохранить его письма, так как представлялось опасным иметь его при себе при переезде через границу и сохранять его в Москве; но помню, что в нем было очень много обидного по моему адресу за мою работу в Советской России, а кроме того, все его содержание доказывало полное непонимание того положения, в котором очутилась наша страна после войны и большевистского переворота. Я не ответил на это письмо и выжидал, пока у молодого человека не пройдет этот пыл негодования на мое поведение. Через несколько дней я получил от него короткое письмо, в котором он просил, чтобы я простил его за его послание и дал ему короткое свидание; я исполнил его просьбу и пригласил его в отель перед самым моим от’ездом. Наше примирение состоялось.