Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [195]

На другой день во время заседания Совета Народного Хозяйства я насколько мог поддержал моего вчерашнего гостя в его антрепризе по добыванию чая из морской капусты, но не могу сказать, помог ли я ему в этом деле.

Во Владивостоке я осмотрел вновь созданный Политехнический Институт и познакомился с работами профессоров. Условия их работы были ужасные, и было совершенно невозможно расчитывать на производство какой-либо серьезной научной работы. В этом Политехникуме (ранее революции в этом здании помещалось среднее учебное заведение) проф. П. фон Веймарн перед своим от’ездом в Японию пробовал организовать свои научные исследования, но отчасти по нездоровью, а отчасти от неподходящих условий он решился эмигрировать.

На следующий день рано утром японский пароход при великолепной погоде покинул Владивостокский порт; долгое время при выходе из гавани мы любовались красивыми видами, оставившими неизгладимое впечатление. Я был единственным русским, и во время путешествия познакомился с некоторыми пассажирами, ехавшими также на Международный Конгресс Инженеров в Токио. Расстояние между Владивостоком и гаванью Цуруга на японском берегу около 700 киллометров и мы должны были пройти это расстояние в двое суток. Погода нам благоприятствовала, хотя в это время года Японское море, не всегда бывает спокойно. Кормили нас европейскими кушаньями, приготовленными, однако, особым манером, — не совсем привычным для европейцев.

В Цуруге меня встретил наш консул Демидов. Он помог мне сесть на поезд, взяв с меня слово, на обратном пути остановиться у него и пробыть по крайней мере хотя бы сутки.

В Токие мы прибыли вечером около 7 часов. На станции я был встречен нашим военным атташе, Примаковым, и первым секретарем нашего полпредства, Тихменьевым и другими лицами. Примаков передал мне желание нашего полпреда Трояновского, чтобы я остановился не в гостиннице, а в квартире Примакова, где мне будет дана отдельная комната. Я не мог не исполнить желания полпреда, хотя я предпочел бы лучше жить в отеле, где я всегда чувствую себя более независимым и лучше отдыхаю после дневной работы. Примаков жил в небольшом двух-этажном особняке; спальни помещались во втором этаже, а внизу были столовая, кухня и гостинная. Моя комната была совершенно изолированной и рядом с ней хорошая ванна. В общем я остался доволен своим помещением, а также и четой Примаковых, которые оказались очень радушными хозяевами и в тоже время предоставляли мне полную свободу действий, ничем меня не стесняя. Сам Примаков (коммунист) был всецело предан военному делу и был участником гражданской войны; кроме того, со своим конным отрядом он участвовал в авантюре в Персии. Он прошел Красную Академию Генерального Штаба и за свои доблести был награжден двумя орденами Красного Знамени. Мне пришлось не раз говорить с ним о военных делах, и он очень много рассказывал мне о состоянии японской армии. Он имел большое знакомство с японскими офицерами, которые приходили к нему в гости. Он был очень высокого мнения о японской армии и ее дисциплине.

На другой день вместе с Примаковым я отправился в Полпредство, чтобы представиться послу СССР, Александру Антоновичу Трояновскому. Полпредство занимало прекрасный дом бывшего царского посольства, расположенный в очень хорошей части Токио. А. А., встретив меня очень любезно, сказал, что не мог быть вчера на вокзале в виду обилия дел. Вместе с ним мы наметили приблизительную программу моего пребывания в Японии. Он пригласил меня на завтрак, главным кушаньем которого были русские блины с великолепной зернистой икрой. Я познакомился с женой А. А., очень симпатичной молодой еще женщиной и его 10-12-летним сыном. К завтраку был приглашен старший советник Торгпредства Тихменьев, врач по образованию, которого я знал в Москве, когда он занимал должность секретаря Государственного Ученого Совета, председателем коего был О. Ю. Шмидт и где я был постоянным членом.

Тов. Трояновский, как было уже указано мною ранее, был моим учеником в Михайловском Артиллерийском Училище. До назначения полпредом в Японию, А. А. работал в Рабоче-Крестьянской Инспекции (РКИ) и в 1922 году один раз по делу приезжал ко мне в НТО. Во время завтрака А. А. рассказал очень интересную историю, связанную с моей деятельностью профессора химии. Трояновский очень интересовался химией и выполнил превосходно все аналитические задачи, которые я ему давал. Поэтому я представил Трояновского к награждению премией (около 200 рублей) по химии, которая была учреждена в Училище бывшим профессором химии, ген. Федоровым. На педагогическом совете, когда обсуждались успехи выпускаемых в офицеры юнкера, строевое начальство воспротивилось выдаче химической премии юнкеру Трояновскому, потому что он был на плохом счету вследствии либеральных убеждений. Тогда я заявил протест и доказал черным по белому, что успехи по химии ничего общего не имеют с его политическими убеждениями, и если бы строевое начальство нашло необходимым выпустить его за плохое поведение по второму разряду, то и тогда это не лишало бы его права получения химической премии, ибо в правилах о премии Федорова не сказано ни слова об оценке поведения юнкера, выдающегося по своим успехам по химии. Строевое-же начальство выпускает юнкера Трояновского по первому разряду, а потому я нахожу совершенно не обоснованным лишать его химической премии, базируясь только на голословном заявлении, что этот юнкер проявляет в своих суждениях юношеский либерализм. После долгих дебатов, видя мою настойчивость в этом деле и зная, что я предприму дальнейшие меры для правильного решения этого вопроса в Конференции Артиллерийской Академии, строевое начальство взяло свой протест назад, и юнкер Трояновский получил означенную премию. Я, конечно, позабыл об этом эпизоде, но когда Трояновский начал рассказывать мне о нем, то я припомнил все детали моей борьбы в Педагогическом Совете. Моя защита прав юнкера Трояновского на всю жизнь расположила его в мою пользу, и он закончил свой рассказ тем, что он всегда гордится быть учеником такого учителя.