Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917 - [67]

После некоторого отдыха и завтрака мной были осмотрены раскопки Геркуланума и Помпеи, а в Неаполе, в Национальном музее, я познакомился с различными предметами, которые были извлечены при раскопках.

Из Неаполя я проехал в Венецию, где пробыл только три дня, так как был так сильно искусан москитами, что было неловко появляться к обеду. Между прочим, я жил в отеле Рим, который находился напротив другого отеля, где жил вел. князь Сергей Александрович с своей супругой Елизаветой Федоровной, сестрой Государыни. Из моих окон можно было наблюдать кокетливое одевание великого князя, которое, по моим понятиям, совершенно было не к лицу серьезному мужу; я был очень удивлен, что он не принял мер предосторожности, чтобы скрывать от посторонняго глаза приемы его сложного туалета. Понятно я не имел ни малейшего желания ему представиться.

В Швейцарии я оставался очень короткое время, так как решил навестить жену, которая была в то время уже в Москве в ожидании родов. Я заехал на один день в Мюнхен и через Вену совершенно неожиданно и инкогнито приехал в дом моей тещи, где находилась вся моя семья, чем и доставил всем большую радость. Я несомненно рисковал, так как на обратном пути я мог быть задержан в том предположении, что паспорт может служить только для одного выезда из России. Но у меня, на счастье, был особый паспорт, — командировочный большого размера на особой гербовой бумаге, где на разных языках было написано, что правительствоа разных стран должны мне оказывать содействие и пр. Поэтому через две недели я совершенно спокойно переехал границу и прибыл в Мюнхен.

Первым делом я написал по-русски сделанную мною работу по окислению карона, а затем просил одного моего соотечественника, г. Рогова, помочь мне ее перевести на немецкий язык. Г. Рогов приехал ранее меня в Германию для изучения химии и после получения доктора философии решил остаться в Германии и продолжать научную работу на свою тему. Он использовал для этой цели частную химическую лабораторию фирмы Бендера и Гобейна, которая в Мюнхене имела магазин с приборами и химическими препаратами. Многие студенты, когда закрывались университетские лаборатории, брали за плату место в этой лаборатории и продолжали там свою работу. Г. Рогов слышал о моем приезде в Мюнхен и представился мне на одном из заседаний Химического Общества, и мы после этого часто стали видаться. Он объяснил мне, что он сын богатых родителей, уроженец Минска; его отец вел большую торговлю лесом с заграницей. Он не особенно хотел заниматься делом отца и упросил его отпустить его заграницу, в Германию, для работы по химии. Он был очень интересным и образованным собеседником, и я с большим удовольствием проводил с ним время; каждую неделю, во время отсутствии жены, мы виделись два раза: — один раз я приглашал его, а другой раз он меня. Впоследствии я услыхал, что его отец умер, и он стал заниматься торговыми делами.

После открытия лаборатории в начале октября я подал проф. Байеру мою работу, переведенную на немецкий язык, и имел с ним продолжительную беседу, какую тему он предполагает мне дать для следующей совместной с ним работы. Я был очень удивлен, когда он мне очень любезно заявил, что у него нет подходящих тем для меня и, что лучше было бы для меня, если бы я поговорил с проф. Тилле и получил бы тему от него. Я ответил Байеру, что очень огорчен таким его решением и что для меня совершенно не важно, будет ли упомянуто мое имя в сделанной работе, мне просто хотелось бы продолжать с ним близкое общение в дальнейших исследованиях. Но проф. Байер стоял на своем и мне пришлось последовать его совету.

Проф. Тилле с большой охотой согласился взять меня под свое руководство и спросил, какие химические препараты, содержащие азот, были мною выполнены в лаборатории. Так как число таковых было не велико, то он предложил мне раньше, чем приступить к предполагаемой теме, сделать несколько сложных азотистых препаратов. Я согласился с разумным предложением проф. Тилле и тотчас же начал приготовлять указанные вещества. Но после приготовления некоторых из них, я стал раздумывать, рационально ли продолжать такую рецептурную работу, которая отнимает у меня порядочно времени? Я рассчитал, что за время, оставшееся до моего отъезда во Францию, я не буду в состоянии сделать что-либо существенное в дальнейшей научной работе на заданную тему. После отъезда из России у меня все время была в голове мысль закончить исследование строения углеводорода изопрена, и теперь, оценив обстановку, создавшуюся в Мюнхенской лаборатории, я решил поговорить с проф. Байером о возможности продолжить эту работу в его лаборатории, и объяснить резонно проф. Тилле, почему я должен изменить свое решение работать с ним. Проф. Байер внимательно выслушал все мои доводы и согласился со мной. Я переговорил с проф. Тилле, поблагодарил его за помощь и мы растались друзьями, хотя я не мог не заметить, что мое решение ему было не совсем приятно.

С большой энергией я приступил к добыванию в большом масштабе изопрена из каучука и его дибромида, получаемого от присоединения к изопрену двух молекул бромистого водорода в уксусно-кислом растворе. Параллельно я приготовил углеводород диметилаллен и получил при таких же условиях тот же самый дибромид. При изучении на эти дибромиды спиртовой щелочи при обыкновенном давлении я получил из дибромида диметилаллена не исходный углеводород, а изопрен. Это наблюдение было первостепенной важности, так как решало вопрос о синтезе изопрена. Но надо было каким нибудь очень характерным производным доказать разницу между диметилалленом и изопреном, имеющим одну и ту же эмпирическую форму и близкие свойства. Я использовал для этой цели присоединение хлорноватистой кислоты к обоим углеводородам. Оказалось, что диметилаллен не дает характерного продукта реакции с этой кислотой, между тем как мой углеводород, полученный из дибромида диметилаллена, дал характерное кристаллическое соединение, отвергающее дихлоргликолу и идентичное с тем, которое А. Е. Фаворский с Макиевским получили от присоединения хлорноватистой кислоты к изопрену, полученному ими при пиролизе скипидара. Мною, таким образом, был сделан впервые синтез этого важного углеводорода, который не удавался многим химикам. Этот синтез изопрена исключал всякую возможность предположения другого строения этого углеводорода (циклоолефина).