Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917 - [69]

После спокойного обсуждения всех обстоятельств дела, я написал длинное письмо А. Е. и доказал всю неправоту его обвинения; в конце письма я добавил, что я не хочу настаивать на том, что буду изучать изомеризацию алленов в диэтилленовые углеводороды под влиянием крепости щелочи, давления и пр. и предложил ему вычеркнуть из моей работы то, что касается спорного вопроса, и в случае выполнения им моей просьбы, не помещать в протоколе заседания также и его обидной для меня заметки. На этом наша переписка окончилась, но, насколько я помню, А. Е. все-таки включил свою заметку в протокол.

Позднее, когда я вернулся из заграницы, я имел с проф. Фаворским длинное объяснение, где определенно и смело сказал ему мое мнение об его несправедливом отношении ко мне, которого я совершенно не заслужил; я привел также ему и мнение проф. Байера. В заключение он мне ответил, что готов предать все это забвению и принять меры к моей полной реабилитации. Я тогда сказал ему, что единственный выход из положения я вижу в том, что я выступлю в ближайшем заседании Химического Общества и заявлю, что мой инцидент с А. Е. Фаворским произошел вследствие недоразумений, которых нельзя было устранить, потому что я был заграницей, и что при личном свидании этот инцидент ликвидирован и его надо предать забвению. Так я и поступил. Мое заявление было занесено в протокол заседания.

Мне вспоминается, что когда я предполагал отказаться от дальнейшей разработки замеченного мною явления, я руководствовался одним поступком знаменитого полководца Суворова. Когда в одном сражении русскими войсками были взяты французские пушки, то австрийцы стали претендовать на то, что это их трофеи.

— «Отдайте им, — сказал Суворов своим генералам, — мы возьмем новые».

Я уже имел в голове новые проблемы, и с начала 1897 года еще в Мюнхене, приступил к их разработке. Я имел в виду изучить действие натрий малонового эфира на дибромиды, полученные из алленовых углеводородов, действие хлористого нитрозила на двойную связь и т. п.

Проф. Байер все время интересовался моей работой, и каждый день подходил к моему столу, спрашивая о результатах; я показывал ему все полученные продукты.

Мое пребывание в Мюнхенской лаборатории было крайне полезным с точки зрения изучения всех современных методов и приемов при исследовании реакций с органическими веществами; несмотря на то, что я изучал свои собственные реакции, я знал все, что делают мои коллеги-докторанты в лаборатории, и зорко наблюдал за их манипуляциями. У молодого доцента Гофмана я ознакомился с методами газового анализа.

Мне пришлось присутствовать на очень интересном диспуте в университете, который был устроен для получения звания приват-доцента химии др. Вильштеттером. В Германии не существует ученых степеней магистра и доктора той или другой науки. Все получившие при окончании университета звание доктора философии имею право искать звания приватдоцента, для чего должны иметь достаточно серьезные опубликованные работы, и, кроме того, выдержать особое устное испытание на собрании факультета. Это испытание заключается в том, что диспутант должен указать в своем прошении некоторые научные проблемы, о которых он может сделать доклад в заседании факультета. Специалисты профессора, рассмотрев работы и темы, предложенные соискателем, в случае их приемлемости, предлагают ему в заседании факультета ответить на некоторые другие вопросы. В назначенный день заседания факультета, которое происходит в этом случае публично, диспутант говорит вступительную речь, а потом члены факультета предлагают ему ответить на вопросы, которые были приняты факультетом для диспута.

Заседание факультета для присуждения звания доцента Вильштеттеру происходило очень торжественно. Декан факультета, известный профессор кристаллографии и минералогии, пр. Гротт, был в докторском одеянии, на лицо были все профессора химии во главе с проф. Байером, другие профессора естественных наук и много докторов и студентов. Одно маленькое происшествие немного привело в замешательство д-ра Вильштеттера: когда он захотел написать какую-то химическую формулу на поставленной для диспута черной доске, последняя вдруг закачалась, стала падать и в концеконцов рассыпалась на отдельные части. Но это происшествие было вскоре ликвидировано и диспутант блестяще отвечал на все заданные вопросы и, конечно, получил искомое звание.

Мне очень понравилась эта система присуждения звания доцента. На мой взгляд такое факультетское испытание более целесообразно, чем наш бывший магистерский экзамен, на котором требовалось знать все отделы химии во всех подробностях, что я считаю совершенно невозможным при современном состоянии химии. После диспута я обменялся своими впечатлениями с др. Виллигером и высказал ему свое восхищение о работах Вильштеттера и предположение, что он займет впоследствии кафедру Байера в Мюнхене. Др. Виллигер сказал мне, что несмотря на хорошие его работы, он никогда не будет профессором в Мюнхене, так как он «не ариец». Но может быть правительство сделает исключение, сказал я, ведь проф. Байер так его ценит, а он имеет большое влияние в министерстве. Будущее показало, что я был прав: Вильштеттер наследовал кафедру химии после Байера, который, как оказалось впоследствии, тоже не был чистым арийцем (его мать не была арийка).