Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917 - [66]

Мой знакомый аптекарь, желая доставить мне удовольствие половить рыбу, повез меня к его знакомому богатому крестьянину, у которого была мельница. Эта мельница находилась примерно в 20-25 километрах от города; мельник встретил нас очень радушно и сообщил, что у него в комнатах висят портреты наших Государей и что он чувствует большую симпатию к русским. Он угостил нас замечательно вкусным обедом, так как его симпатичная супруга была долгое время кухаркой в Париже. Прошло более 40 лет с тех пор, а я теперь вспоминаю это мое путешествие, как будто оно случилось не так давно. Все разговоры во время обеда с простым французским гражданином, тронувшие мою русскую душу, произвели неизгладимое впечатление и заставили думать, что в характере обоих народов можно найти много сходных черт, могущих служить для их оближения и взаимного понимания.

Из Бордо я поехал в Италию, причем ранее Рима, я посетил Геную и чудную Флоренцию, где пробыл три дня, осматривая музеи и любуясь ее окрестностями. В 1896 году итальянцы были разбиты Аббиссиндами, и потому престиж итальянцов в Европе был не особенно велик. Несмотря на то, что Италия имела чудный климат, великолепную почву, не поддающиеся описанию природные красоты и исторические места, привлекавшие громадное число туристов, нельзя было не изумляться, в какой бедности жил в то время итальянский народ. Везде был виден беспорядок, грязь, нищенство, и масса праздного народа, не желавшего работать. В таком состоянии Италия жила до мировой войны и только железная воля Муссолини была в состоянии навести в ней порядок, делающий ее неузнаваемой по сравнению с довоенной Италией. Мне пришлось быть в Италии после войны три раза, — в 1925, 1926 и 1937 годах, — и должен сказать, что надо удивляться, как мог один человек в такое короткое время так преобразовать страну и заставить итальянцев отказаться от лени, — качества столь часто встречающегося у народов, живущих в странах с южным климатом.

После ознакомления с главными достопримечательностями Рима, я отправился в Неаполь, где оставался долее, чем в Риме, так как хотел более подробно ознакомиться с Везувием и с раскопками Помпеи и Геркуланума. Нечего и говорить о красоте вида на Везувий со стороны Неаполя: нельзя оторвать своего взгляда от подобной природы. Мне сказали в отеле, что едва ли будет можно совершить восхождение на Везувий, так как он очень неспокоен, и туристам не рекомендуют брать билеты для его посещения. И действительно, по вечерам можно было видеть большие выходы огня и дыма из главного кратера. Тем не менее я решил рискнуть и взял полный билет для восхождения на Везувий и для осмотра Помпеи и Геркуланума. После поездки по железной дороги я сел на верховую лошадь у подножия Везувия и в сопровождении двух проводников стал подниматься по дороге на гору. Сначала попадались маленькие селения и одиночные домики с виноградниками, а потом дорога сделалась очень узкой. Мы доехали верхом до известной высоты, а потом пришлось слезать с лошадей и идти пешком. Мальчишки, которые сопровождали нас, держась за хвост лошадей, повели лошадей домой, а мы стали взбираться на гору. В то время не было еще подъемной железной дороги, а путешествие пешком требовало крепких ног и хорошего сердца.

Когда мы поднялись до известной высоты, где был сторожевой домик, то нам сказали, что далее идти опасно, так как происходит извержение. 2-3 туриста, которые поднимались со мной, отправились с проводниками назад, а мне удалось при помощи известной суммы денег, уговорить моего проводника подняться до главной вершины. Для меня, не привыкшего лазить по горам, это восхождение было очень трудным. Но с остановками и с помощью проводника я добрался до вершины и мог наблюдать все очертание кратера, дно которого находилось ниже вершины метров на 30-50. Вдруг раздался подземный гул такой силы, как будто был произведен одновременный выстрел из 100 больших орудий, и из кратера вырвалось небольшое пламя и густые облака пепла и паров, которые наполнили окружающий воздух так, что ничего не было видно; через нескрлько секунд мы могли наблюдать падение с большой высоты небольших камней, вероятно оторванных с вершины кратера, которые летели на другую сторону, не туда, где были вы. Хотя и артиллерист, привыкший к стрельбе из самых больших орудий, я был все же совершенно ошеломлен подобным взрывом и крепко стиснул руку моего проводника. Я спросил его, почему камни летели не на нашу сторону, — на что я получил ответ, что волны взрыва меняют свое направление и что в данное время место нашей стоянки более или менее безопасно. Я наблюдал еще два таких извержения, которые происходили примерно каждые 10-15 минут и в промежутке между взрывами старался изучить какие химические вещества находятся на стенках кратера. Я заметил отчетливо значительные количества серы и сернокислых солей, в особенности гипса.

Спуск с большого Везувия до малого кратера был произведен мною с проводником оригинальным образом. После минования сторожевого домика, мы взялись за руки и стали спускаться с горы не по дорожке, а прямо по скату, причем наши ноги уходили в пепел, покрывавший всю гору почти до колен. Такая толщина пепла только и позволяла производить наш спуск с такой горы, потому что инерция развивалась в такой степени, что мы не могли медленно спускаться, а стали бежать; невозможность вытащить целиком наши ноги из пепла удерживала нас от падения вниз кувырком. Мы прибежали к малому Везувию, из которого в то время текла лава в значительном количестве; здесь на память туристам из лавы делают отливки в различные формы. После такого бега с горы у меня целый день дрожали ноги, и мне все представлялось, что я не могу крепко ходить по обыкновенной почве.