Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917 - [33]

Я не знаю, как справился бы я со всеми этими трудностями, — помог счастливый случай. Не прошло нескольких дней после отсылки денег, как мой знакомый ген. Христич, преподаватель артиллерии в Николаевском Кавалерийском Училище, вызвал меня к себе и сделал предложение, которое сначала поставило меня в очень затруднительное положение: сестра генерала служила главным бухгалтером на франкорусском заводе Берда и пользовалась там громадным престижем за свое на редкость умелое ведение денежной отчетности;

директор завода, г. Буше, уже пожилой человек около 60 лет, обратился к ней с просьбой рекомендовать ему учителя русского языка, так как он желал хотя бы немного научиться по-русски для своих сношений с деловыми русскими кругами; сестра Христича (насколько я помню, Надежда Афанасьевна) решила рекомендовать меня и хотела, конечно, иметь мое согласие. Я мог ожидать каких угодно предложений, только не такого, и сказал, что я не настолько хорошо знаю французский язык, чтобы давать уроки такому почтенному человеку. Но и сам ген. Христич, и его сестра и слышать не хотели о моем отказе и прибавили, что для меня это будет великолепный случай еще лучше выучить французский язык. В результате они уговорили меня взять этот урок, но я сохранил право, если мне это покажется очень трудным, через некоторое время отказаться, и просил заранее предупредить об этом г. Буше.

В ближайшие дни я был представлен последнему, и он, поговорив со мной, предложил давать ему уроки 3 раза в неделю, от 6-ти до 8-ми часов вечера, за 65 рублей в месяц. Квартира директора была при заводе, на Пряжке, в конце Офицерской улицы, на довольно большом расстоянии от моей квартиры. Это был очень щедро оплачиваемый урок, а мой ученик был очень симпатичным интеллигентным человеком, и мы в скором времени стали хорошими друзьями. Он поражался моей точности: я звонил в его квартиру за 2 минуты до 6-ти часов. Легко понять мою радость, когда я в первый раз получил 80 рублей (прошло немногим больше месяца), и г. Буше сказал, что доволен моим преподаванием и намерен долго продолжать изучение русского языка.

Этот урок дал мне возможность приступить к улучшению оборудования моей лаборатории. В то время я уже имел небольшую отдельную квартиру из трех комнат и кухни на Фурштадской улице в доме ген. Серебрякова. Этот генерал был правой рукой известного Клейнмихеля и принимал большое участие в сооружении Николаевской железной дороги между Москвой и Петербургом. Как известно, эта постройка стоила баснословных денег (километр дороги обошелся 155.000

рублей) и главные строители, в том числе и Серебряков, получили очень хорошее вознаграждение. Моя квартира находилась во дворе над сараем для дров и экипажей, и я платил за нее 26 рублей в месяц с дровами и с услугами дворника. Квартира была светлая, сухая, и я с большим удобством разместил в ней лабораторию; и устроил хорошую тягу. Мой деныцик Николай Воробьев жил на кухне, где были устроены палати, удобные для спанья.

Н. Воробьев был великолепным дёныциком, был мне очень предан и старался ограждать от всяких неприятностей. Он хорошо стряпал, и потому я имел дома простую и здоровую пищу. Его отец был прасолом на Юге России (торговал ско-. том), и Воробьев смолоду научился понимать толк в разных сортах мяса; пользуясь тем, что я числился химиком, который «может сделать любой анализ», он доставал в лавках самое лучшее мясо и по дешевой цене: «Мой барин — химик, и если вы отпустите плохое мясо, то вам попадет», — заявлял он, и мясники его побаивались. От отца он получил в наследство 5000 рублей, и у него на текущем счету в сберегательной кассе лежало около 500 рублей. Несомненно, что Воробьев в денежном отношении был гораздо богаче меня, т. к. я не имел ни одной копейки свободных денег, тратя все свои сбережения на лабораторию. Он помог мне и в деле расширения лаборатории.

От знакомых я узнал, что преподаватель химии в гимназии Гуревича М. Ю. Гольштейн продает лабораторию, так как прекращает работы по химии. М. Ю. Гольштейн был членом Химического Общества и, как я уже рассказал, подвергся суровой критике со стороны Д. И. Менделеева; вероятно, после этой неприятности он и решил прекратить работы по химии. Я отправился осмотреть лабораторию и убедился, что она очень подходит для меня. В числе наиболее ценных предметов были очень хорошие короткоплечие весы Бунге, которые новые стоили около 300 рублей; весы были в полном порядке и к ним полагались платинированные выверенные разновески. Было только одно затруднение: я не имел свободных денег, а М. Ю. хотел получить деньги сразу и шел на большую уступку при платеже наличными. В печальном настроении я вернулся домой. Когда я рассказал Воробьеву, он тотчас же предложил:

«Ваше Благородие, зачем Вам беспокоиться? Завтра же я получу из сберегательной кассы, сколько Вам потребуется. Отдадите, когда накопите, — за Вами ничего не пропадет».

Я, конечно, был обрадован этим предложением и попросил его дать мне 300 рублей, причем прибавил, что я ему могу дать большой процент, но он категорически отказался и согласился брать только тот процент, который платила сберегательная касса. На другой же день я получил деньги, дал ему росписку и приобрел у Гольштейна всю лабораторию, — насколько помню, за 325 рублей.