Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть пятая - [25]

 Инквизиторы, предъ которыхъ его приведи, составляли военный судъ, подъ предсѣдательствомъ Генерала Гюллена. Они была назначены, какъ изъ дѣла видно, Наполеоновымъ зятемъ Мюр атомъ, Губернаторомъ Парижскимъ. Хотя изнуренный усталостью и лишеніемъ сна, Герцогъ Ангенскій показалъ себя въ эту ужасную минуту достойнымъ потомкомъ Великаго Конде. Объявивъ имя и санъ свой, онъ сознался въ участіи, которое принималъ въ войнѣ противъ Франціи, но отрекся отъ знанія Пишегрю или его заговора. По окончаніи допроса, онъ потребовалъ свиданія съ Первымъ Консуломъ. "Имя мое," сказалъ онъ: "званіе, чувства и въ особенности бѣдственное мое положеніе, даютъ мнѣ надежду, что въ просьбѣ моей не будетъ отказано."

 Судьи задумались и поколебались; и хотя безъ сомнѣнія избранные по способности своей къ исполненію сего дѣла, они однако жъ были тронуты поведеніемъ и въ особенности непоколебимостью несчастнаго Принца. Но Савари, тогдашній начальникъ Полиціи, стоялъ за креслами предсѣдателя и заглушилъ въ нихъ чувство состраданія. Когда они предложили исходатайствовать по просьбѣ плѣнника свиданіе съ Первымъ Консуломъ, онъ прервалъ ихъ, сказавъ, что это будетъ безполезно. Наконецъ они объявили свое мнѣніе, что Герцогъ Ангенскія признанъ виновнымъ въ томъ, что сражался противъ Республики, имѣлъ сношенія съ Англіею, и заводилъ связи въ Страсбургѣ съ тѣмъ, чтобы - овладѣть симъ городомъ; большая часть изъ этихъ обвиненій и въ особенности послѣднее было совершенно противно единственному оныхъ доказательству, а именно сознанію самого плѣнника. Когда военносудное дѣло было отправлено къ Наполеону, дабы узнать его послѣднюю волю, то судьи, вмѣсто отвѣта, получили обратно собственное ихъ донесеніе съ краткою надписью: Осужденъ кг смерти. Сатрапы Наполеона повиновались ему съ Персидскимъ раболѣпствомъ. Приговоръ былъ объявленъ, и подсудимыя выслушалъ его съ тою же непоколебимою твердостью, которую онъ показалъ въ продолженіе всего этого кровожаднаго дѣла. Онъ потребовалъ себѣ духовника. "Развѣ вы хотите умереть, какъ монахъ?" нагло отвѣчали ему. Герцогъ, не обративъ вниманія на эту обиду, преклонилъ на минуту колѣна, и казался погруженнымъ въ глубокія размышленія.

 "Пойдемте," сказалъ онъ, вставъ. Все было готово для казни, и какъ будто бы въ насмѣшку надъ судомъ, могилу вырыли прежде, чѣмъ приговоръ былъ произнесенъ. {Савари отрицаетъ сіе обстоятельство, впрочемъ неважное. Противозаконное взятіе подъ стражу -- торопливость суда, наряженнаго только для вида -- несообразность доказательствъ съ приговоромъ -- поспѣшность казни -- все доказываетъ, что злополучный Принцъ былъ осужденъ къ смерти гораздо прежде, чѣмъ онъ предсталъ предъ военный судъ.} Вышедъ изъ горницы, гдѣ засѣдалъ этотъ мнимый судъ, Принца при свѣтѣ факеловъ повели внизъ по круглой лѣстницѣ, которая, казалось, вела въ подземелья древняго замка.

 "Не въ вѣчную ли я долженъ сойти темницу?" спросилъ онъ, вспомнивъ про эти гробы, на которые осуждали живыхъ.-- "Нѣтъ, Ваша Свѣтлость," отвѣчалъ солдатъ, къ которому онъ обратился, прерывающимся отъ рыданій голосомъ: "на этотъ счетъ будьте покойны." Лѣстница вела къ калиткѣ, отворявшейся въ замковой ровъ, гдѣ какъ мы уже сказали, была вырыта могила, подлѣ которой стоялъ отрядъ жандармовъ. Это было около шести часовъ утра и начинало разсвѣтать. Но какъ густой туманъ покрывалъ землю, то нѣсколько факеловъ и фонарей сливали блѣдный и зловѣщій свѣтъ свой съ мерцаніемъ утренней зари,-- обстоятельство, которое, кажется, дало поводъ къ ложному слуху, будто бы Фонарь былъ повѣшенъ на грудь жертвы для того, чтобы убійцы могли вѣрнѣе въ него цѣлить. Савари и тутъ также присутствовалъ, стоя на валу, съ котораго было видно мѣсто казни. Жертва была поставлена, гибельный знакъ поданъ будущимъ Герцогомъ Ровиго, послѣдовалъ выстрѣлъ, и Принцъ палъ. Тѣло, во всей одеждѣ, безъ малѣйшаго соблюденія обыкновенныхъ при погребеніи обрядовъ, было брошено въ могилу съ такими же малыми околичностями, какъ разбойники обходятся съ трупами умерщвленныхъ ими людей.

 Парижъ съ изумленіемъ и ужасомъ узналъ объ этой необычайной казни, произведенной такъ близко отъ стѣнъ его. Никакое событіе не возбуждало столь всеобщаго негодованія, какъ во Франціи, такъ и въ другихъ земляхъ, и никакое не оставило такого неизгладимаго пятна на памяти Наполеона. Если бъ нужны были еще доказательства, дабы подтвердишь всеобщее на этотъ счетъ мнѣніе, то заботливость Савари, Гюллена и другихъ низшихъ участниковъ въ этомъ постыдномъ дѣлѣ,-- уменьшить вину свою въ ономъ или свалить ее на другихъ, очевидно показываетъ, какою тяжкою отвѣтственностью они чувствовали себя обремененными.

 Справедливость требуетъ однакоже выслушать, какимъ образомъ Наполеонъ защищался въ этомъ на островѣ Св. Елены, особенно потому, что сіе защищеніе, кажется, совершенно убѣдило Ласъ-Каза, его спутника, который, хотя и примиренный со всѣми поступками своего властелина, продолжалъ считать смерть Герцога Ангенскаго такимъ для Наполеона пятномъ, что онъ всегда краснѣлъ, когда самъ Бонапарте заводилъ объ этомъ рѣчь. {Разсужденія и мысли Наполеона объ этомъ предметѣ взяты изъ книги Ласъ-Каза, Часть VIT, стр. 427--40, гдѣ онѣ подробно изложены.}