Жизнь на льдине - [35]

Женя после обеда сразу заснул: он работал тридцать пять часов подряд. Утром он еще раз сделал астрономическое определение: нас снова отнесло на четыре мили к северу.

5 августа

Встал и оделся мгновенно, так как белья, а в палатке довольно прохладно.

Сегодня испытал большое огорчение. Обследуя «холодильник», разрыл пещеру, где лежат мясо и рыба. Едва открыл, в нос ударил тяжелый запах разложения, гнили… У меня руки опустились: все наши надежды на запасы свежего мяса сразу рухнули. Это солнечные лучи, проникая сквозь толщу льда, повредили наши пищевые ресурсы. Рыба, лежавшая в глубине пещеры, стала мягкой, но не имеет скверного запаха. Я достал мясо, очистил его ножом, стало пахнуть меньше. Утрамбовал мясо кусочками льда. Может быть, кое-что еще удастся использовать.

Меня беспокоила мысль о том, в каком состоянии находятся сто килограммов телятины, зарытой в соседнем «холодильнике». Я побежал туда. Долго орудовал пешней. Оказалось, что после наружной очистки мясо можно есть. Конечно, если бы оно лежало на полке в мясном магазине, то любой санитарный инспектор запретил бы продавать, а в наших условиях сойдет. У нас санитарный врач «свой» — согласится, а если и не даст сразу согласия, то уговорим!

Хотя наши желудки не совсем хорошо реагируют на такую пищу, но ничего не поделаешь: мясо для нас очень важно как противоцинготное средство. Что же касается запаха, то у нас есть испытанные и надежные специи для борьбы с ним: лавровый лист, лук, чеснок и перец в таком количестве, чтобы при еде драло горло наждаком… Это мое изобретение, одобренное всеми жителями станции «Северный полюс», даже Веселым который, как ни странно, поедает острую пищу с большим удовольствием…

На обед у нас сегодня была уха, жареная рыба и чай Порядочная порция ухи осталась еще на завтра, так как я сварил ее сразу… почти полведра.

В палатке сильно чувствовалась сырость, и Эрнст предложил развести хотя бы на час примус. Действительно, это помогло: стало теплее и приятнее; мы потянулись даже к книгам, занялись чтением на время короткого досуга.

Петрович весь день работал на лебедке, делал полную гидрологическую станцию на глубину тысяча метров. Кроме того, он четыре раза опускал вертушку.

Я сказал Ширшову, что снова видел льдину с водорослями. Он отправился к этому месту на лыжах, собрал там водоросли и теперь тщательно исследует их в своей лаборатории.

6 августа

До обеда я мастерил из жести детали нового аппарата, который Женя решил применить для регистрации направления ветра. Начал дуть северо-западный ветер, который гонит нашу льдину на юго-восток. Словно верстовые столбы, отсчитывает мили вертушка, опущенная в глубину океана… Нам определенно не нравится это стремительное путешествие на юг: там недружелюбно встречают лед.

С наступлением холодов Петровичу становится труднее работать. Целый день ему приходится нагревать воду, чтобы обливать замерзающие механизмы тушек.

Эрнст, Женя и я приводили в порядок ветряк. Теперь он ровно и хорошо заряжает аккумуляторы: ветер усиливается, и у Кренкеля поэтому праздничное настроение.

За обедом мы выпили по сорок граммов водки. Это Женя сэкономил для нас, когда перегонял коньяк в спирт для научных целей.

Слушали по радио очень хороший доклад о подготовке к выборам в Верховный Совет СССР. Только нашему Петровичу не удалось послушать, так как он непрерывно работал с вертушкой, наблюдая за интересным дрейфом. Ночью, когда будем ложиться спать, я ему подробно расскажу все, что узнали сегодня по радио.

Душа радуется, когда смотришь, как хорошо работают Женя и Петрович. Они не считаются ни с трудностями, ни со временем; стараются сделать как можно больше, трижды проверяя каждое научное наблюдение, относятся ко всему с подлинным прилежанием и упорством.

Время у нас так быстро бежит, что мы не замечаем уходящих дней. Даже жаль, что они такие короткие. Однако здесь уже ничего не поделаешь; сверх двадцати четырех часов из суток ни минуты лишней не выкроишь…

7 августа

Опять всю ночь промучился: болела голова, не мог спать.

Утром Женя занимался — обрабатывал материалы астрономических наблюдений, а Петр Петрович проводил вертушечные исследования. Я тем временем заклеивал перкалем нашу хозяйственную палатку, которую сильно потрепал ветер» Закончив эту работу, отправился к трещине: опять долго стоял и выжидал, не покажется ли лахтак, но он, очевидно, хитрее меня…

Проверил, какой материал годится для фитилей, скоро я начну делать керосиновые печи, а широких фитилей в наших запасах хозяйственного инвентаря не имеется. Вставил в лампу разрезанный на ленты носок из чистой шерсти. Такой фитиль очень хорошо горит; портяночное сукно хуже: в нем много бумаги. Сообщил браткам о новом изобретении; используем все старые шерстяные чулки на фитили.

Сейчас полночь. Петрович все еще работает с вертушкой; начался сильный дрейф, и Ширшов хочет проследить, с какой скоростью несет льдину. Теперь мы с каждым часом приближаемся к своей Родине, хотя до Москвы еще много тысяч километров неизведанного пути, да и самый способ нашего передвижения никак не может считаться шаблонным, испытанным.