Жизнь на льдине - [31]

Омерзительная погода: мокрый снег, резкий ветер, туман. Однако сердце Кренкеля радуется: ветерок привел в действие наш ветряк, и он стал заряжать аккумуляторы. Теперь Теодорыч сможет «пошарить» по эфиру в поисках радиолюбителей. Они, эти властители эфира, хорошо осведомлены о нашей дрейфующей экспедиции.

Бурное таяние уничтожило за ночь труды Петра Петровича: лебедка опять в опасности. Снова он принялся за сооружение подпорок. В ход пошли доски, фанера, палки, куски льда, веревки.

После полудня подул более резкий ветер; скорость его достигает четырех метров в секунду. У всех глаза заблестели от радости: наши аккумуляторы теперь вдоволь насытятся и можно будет не ограничивать себя в передаче телеграмм. Отправили по одной корреспонденции в газеты.

Вечером скорость ветра усилилась до семи метров в секунду. Тем лучше!

Петрович опустил вертушку для наблюдений за дрейфом. Нас здорово понесло на юго-восток.

Погода сегодня настолько гадкая, что противно выйти на улицу: льет сильный дождь, размыло снег, наваленный нами вокруг палатки; придется опять ее обсыпать.

Веселый нынче возобновил попытки добраться до мясного склада. Это уже в третий раз!

29 июля

На улицу неохота выглядывать: большими хлопьями валит снег, мокрый, противный. Без плаща нельзя работать. Одно только радует — ветер, насыщающий аккумуляторы.

Петр Петрович работал на лебедке. Через каждый час он опускал вертушку на разные глубины, определял течения на всех горизонтах. Этим делом он был занят четырнадцать часов подряд. Я помогал ему, выкручивал лебедкой трос. У Петровича все время горит примус, он греет воду: перед каждым спуском приходится обливать вертушку кипятком. Это необходимо по следующим причинам: пресная вода, скопившаяся в гидрологической лунке, проникает во время спуска вертушки внутрь механизма и замерзает там, как только вертушка опустится в морскую воду с отрицательной температурой.

Сегодня у нас случилась беда: хорошо еще, что все кончилось относительно благополучно. Вытащив очередную вертушку, Петрович начал делать записи в книжке, потом быстро нагнулся, чтобы немного отвернуть пробку примуса, который был сильно накачан и заправлен смесью горючего — керосином пополам с бензином. Как только Петр Петрович открыл пробку, появилось сильное пламя. Ширшов закричал и закрыл лицо руками. Я бросился к нему на помощь, сильно испуганный, подумав, что он повредил себе глаза. Оказалось, что пробка примуса вырвалась и ударила ему в бровь. Он быстро промыл лицо спиртом. Не так был силен ожог от горячей пробки, как удар ею. На брови показалась кровь. Пэпэ[8] вытер ее тряпкой, но работы не прекращал.

Каким нужно быть осторожным в наших условиях? Ведь такой пустяк мог вывести из строя одного из четырех членов экспедиции, проводящего основные научные работы.

Ветер продолжал свое дело, полезное для нас. Температура немного понизилась: ноль градусов. Напор воды у лунки уменьшился, но зато со всех озер туда наносит большие пласты снега. Только и знаем, что вытаскиваем снег из лунки.

Женя после завтрака проверял свои приборы, а потом сел составлять генеральную карту дрейфа за все время нашего пребывания на льду. Он отрывается от этой работы только для проведения очередных метеорологических наблюдений.

Эрнст стал давать по радио сигналы, вызывающие не какую-либо определенную станцию, а всякого, кто его услышит.

Два часа дня. Европа сейчас работает, Америка спит, но в эфире появляются «радиозубры», как называет Кренкель радиолюбителей.

Долго он возился и вдруг, как ребенок, радостно закричал:

— Связался!

Его услышал радиолюбитель с Гавайских островов мистер Тролез. Теодорыч начал вести с ним разговор. Житель Гавайских островов сообщил, что читал в газетах о нашей экспедиции и о нас. Он очень рад тому, что удалось с нами связаться. Теперь в Гонолулу безоблачно, тепло, восемьдесят градусов жары (по Фаренгейту)…Побеседовав, Кренкель и Тролез пожелали друг другу всяческих успехов, а американец, прощаясь, любезно спросил, не может ли он оказать нам какую-либо услугу. Эрнст столь же любезно поблагодарил его.

Не прошло и получаса после этого разговора, как Теодорыч связался с другим радиолюбителем — коротковолновиком из Южной Австралии. Так как мощность нашей станции всего лишь двадцать ватт, то есть меньше, чем у средней настольной электрической лампочки, то связь Северный полюс — Южная Австралия мы считаем рекордной.

Теодорыч, конечно, в восторге. Он жалеет, что у передатчика нет рук: ему хочется их пожать…

Ночью я не спал до половины третьего, читал «Петра I» Алексея Толстого.

Очень печалит, что плохая слышимость не дает нам возможности принимать «Последние известия по радио» из Москвы.

30 июля

Пока Женя проводил астрономические определения, каждый из нас высказывал свое предположение о том, где мы сейчас находимся, куда нас отнесло за пять дней &о времени последних наблюдений. Я высказал мнение:

— Наша широта — 87 градусов 54 минуты.

Когда Женя сделал вычисления, оказалось, что я ошибся лишь на одну минуту: наша станция находится на широте 87 градусов 53 минут.

Петр Петрович с утра занимался изучением дрейфа с помощью вертушки, а в свободные минуты обрабатывал материалы наблюдений.