Жизнь на двоих - [30]
Ого… Ты оперируешь цифрами, как будто проводишь очередную конференцию.
— Откуда ты все это знаешь, Дарин?
— Ты полагаешь, я не думала об этом? — смотришь на меня задумчиво. — Я все понимаю, Лер. И думаю о том же, о чем и ты. Видишь, что получается. Есть семьи, в которых нет и не может быть детей. Есть дети, у которых нет родителей.
— И?..
— По-моему, для нас существует совершенно очевидный выход.
Ты меня нокаутировала, Дарина Владимировна. Я никогда не думала о проблеме детей с этой точки зрения, а ты уже все подсчитала и решила, похоже. Пытаюсь на тебя разозлиться, но не получается.
Ты куришь, я думаю. Говорю себе: «Мы усыновим ребенка». Отторжения эта мысль не вызывает. А вот вопросы — да, вызывает.
— Дарь! Да кто ж нам даст ребенка усыновить?
— Почему нет? — удивляешься ты.
— Ну, ведь мы же… У нас нет семьи… официально. И, вообще, как ты помнишь, мы две женщины. Кто отдаст нам на воспитание ребенка?!
— А… Ты об этом… — тушишь сигарету. — Ну, официально, по бумагам, опекуном будет кто-то один. Предпочтение отдается, конечно, полным семьям. Но, учитывая, что желающие в очередь не выстраиваются, не думаю, что будет отказ. Я думаю, Лер, — ты накрываешь мою руку своей, — что опекунство лучше на меня оформить — у меня доход повыше, и квартира на мне. Но это только формально. Фактически — это будет наш общий ребенок, понимаешь?
— Дарь… — я растеряна твоими словами. Неожиданное получилось продолжение у разговора про кота на день рождения. — Вопрос серьезный. Думать надо.
— Думай. Решай.
Я подумала. И решила. Я очень хотела ребенка.
Мы никогда не узнаем, какие обстоятельства и факторы в той божественной механике, которая запускается, создавая нового человека, влияют на то, каким он получится, этот человек. Не знают и не могут никак повлиять родители на то, каким именно родится их ребенок. И что именно повлияло на то, что он получился именно таким.
А вот в нашем случае… Я точно знаю, что именно повлияло на то, что в нашем доме, в нашей, плевать, что про это думают другие! семье появился именно этот человечек. Да еще и не один…
Причина всего — свернутое набок зеркало на твоей Эскаладе.
Мы приехали. Наконец-то, предварительно сотню раз созваниваясь, переговариваясь и вот — решились… Приехали. В обычный детский дом. Посмотреть на детей. Ты волнуешься — можешь не отпираться, я вижу. И меня тоже слегка потряхивает. Сидим в машине, не решаясь выйти, и смотрим друг на друга.
— Ну что, пойдем? — спрашиваешь негромко.
Киваю.
В следующий момент двух-с-половиной-тонный джип содрогается от удара. Боковое зеркало заднего вида с твоей стороны понуро повисает вниз. А мы хором восклицаем — разное, но — нецензурное.
Мы сидим в кабинете директора детского дома. Виновник происшествия уже извинился — на мой взгляд, не испытывая при этом ни капли раскаяния, и теперь исподтишка и исподлобья разглядывает нас. А директриса все пилит Сережу, налегая на то, что он своим бомбардирским ударом по мячу сломал дорогую машину, а расплачиваться теперь — детскому дому, а денег нету, и что вечно от него одни неприятности.
Ты пытаешься уверить тучную директрису, что у нас нет претензий к мальчику, но я потихоньку пихаю тебя под столом ногой — речь директора носит явно педагогический, воспитательный характер, и нам вмешиваться не следует. Впрочем, судя по демонстративно независимому виду мальчика — в гробу он видал эти педагогические экзерсисы.
— Лер, ты понимаешь — это знак?
— Даря, ты сошла с ума!
— Почему?
— Он мальчик!
— А что? Ты хотела девочку?
Не знаю. Наверное, да. Пока еще не решила. С другой стороны…
— Даря, ему лет восемь!
— И что?
— Ну… я думала… мы возьмем маленького ребенка… Чтобы с самого раннего детства… Чтобы он… только нас знал…
— Чтобы не помнил о своей жизни до нас?
— Да! Что в этом плохого?
— Да ничего, собственно. Только здесь маленьких нет. Это надо в Дом малютки.
— Я не знала…
— Теперь знаешь. А вообще… — смотришь на меня задумчиво, — получается, у ребенка старше трех-четырех лет шансов попасть в семью уже нет. Он слишком много помнит, чтобы стать родным, так?
— Дарька! — ты меня серьезно разозлила! — Не передергивай!
— Не передергиваю, — отвечаешь грустно. — Пытаюсь понять. И, ты же знаешь, — улыбаешься смущенно и виновато, — я верю в знаки.
Черт бы побрал тебя и твои знаки!
Спустя две недели картина повторяется. Кабинет директора, мы, хозяйка кабинета и … Сережа.
— Ну что, Сереженька? Что скажешь? — у директрисы голос такой сладкий, что у меня сводит скулы. Она, должно быть, не верила своему счастью. Она на этом посту уже не первый десяток лет и прекрасно понимала — шансов на то, что Сережу кто-то решит усыновить — ноль целых, ноль десятых. И все же…
— Я вам уже сказал, — не поднимая темноволосой коротко стриженой головы, отвечает мальчишка.
— Сережа! — картинно всплеснув руками, восклицает директриса. — Ну что ты глупости-то говоришь!
— Я без Аньки не пойду! — он вскидывает голову. И кричит, отчаянно пытаясь сдержать слезы: — Никуда без Аньки не пойду!
— Сережа… — предупреждающе произносит педагог.
— Что за Анька? — перебиваешь ее ты.
— Сестра его младшая. Пять лет ей, — со вздохом отвечает директриса.
У всех есть секреты. Но не такие, как у Уоттса. Катрин Колб нашла прекрасное отвлечение от своей почти что полностью уединенной жизни:виртуальную анонимную переписку с человеком, которого она знает только как Уоттса. Умный, загадочный и с ненасытным сексуальным аппетитом, он начинает вытягивать Катрин из ее тщательно охраняемого мира, искушая своими словами – иногда откровенными, иногда просто-напросто соблазняющими ... "Вам следует удовлетворять свое любопытство, особенно в чем-то запретном". Уоттс настаивает на приватности.
Двадцативосьмилетний Орин Паттерсон не похож на других людей. То, что он очень робкий интроверт, только часть проблемы. У Орина расстройство множественной личности. Снаружи он может выглядеть как нормальный человек, но проведите с ним пять минут, и начнут показываться его ежедневные трудности. Орин делит свою жизнь и мысли с пятью отчётливо различающимися альтер-личностями. Рид — ершистый спортсмен-натурал. Коэн — эпатажный и общительный девятнадцатилетний гей. Коув — саморазрушительный мучитель, которого преследует прошлое.
Скайлар Никсон — двадцатисемилетняя несостоявшаяся актриса без «Плана Б». После того как унизительный опыт на реалити-шоу уничтожил то, что осталось от мечты ее детства, она возвращается в свой родной город без денег, без диплома и с уверенностью, что она просто посмешище — восходящая звезда из маленького городка, которая не смогла покорить большой город. Когда она сталкивается с бывшим одноклассником, Себастьяном Прайсом, она не может поверить, что это сексуальное тело и точеный подбородок принадлежат застенчивому, нервному отшельнику, которого она знала десять лет назад.
Однажды летом Диего, гостя у матери в Ростове-на-Дону, знакомится с Ларой – девушкой-солнышком, нежной и взбалмошной. Искра между ними пробегает сразу, но Лара еще подросток, и Диего не может дать волю чувствам. Пожив какое-то время в Испании и закрутив роман с темпераментной испанкой, он возвращается в Россию в тот самый день, когда подросшая Лара должна выйти замуж за другого…
Всю жизнь Лорен Грэм ждала, что с ней вот-вот случится что-то особенное. Она не знала, что именно, просто знала, что однажды ей повезет. Но ей пришлось жестоко разочароваться. Поэтому после измены мужа и развода она отправляется на поиски чего-то самого обычного и устраивается официанткой в байкерский бар городка Карнэл. Идеально: обычная работа в обычном баре в самой глуши. А потом появляется Тейтум Джексон, совладелец бара. Он бросает всего лишь один взгляд на великолепную Лорен и не желает иметь с ней никаких дел.
Любовь была моей слабостью. В свете истины ничего не скроешь. Дерек зажег искру в моем сердце, подарил надежду на любовь, которую я уже не ожидала найти. Тем не менее, нашей связи не хватало элемента, способного ее разжечь. Ослабленные обидой, наши отношения развалились под тяжестью лжи, медленно превращаясь в пепел. Ради него я принесла себя в жертву и поплатилась за это. К тому моменту, как Брендон вошел в мою жизнь, тоска льдом сковала мое сердце. Но судьба не закончила со мной. Его кристально-голубые глаза и нежные прикосновения возродили желание, замершее глубоко внутри.