Жизнь на двоих - [23]

Блин, с Богданом еще сложнее, чем с Галей. Сначала он долго «въезжает», кто ему звонит, потом — удивленные ахи и охи, совершенно ненужные мне расспросы на тему «Как ты?». Наконец, минут через десять умудряюсь донести до Богдана, что мне от него нужно.

— Конечно, сейчас пришлю Дарин номер.

— Спасибо. А скажи еще, пожалуйста, как называется контора, где она работает. Она говорила, да я забыла. Эти английские слова у меня в голове не держатся.

— Ну, ты даешь!

— Я блондинка, мне можно. Microsoft знаю, скажите спасибо.

— Спасибо! — не удерживается Богдан. Потом произносит название, которое мне ни о чем не говорит.

— А офис где? — на всякий случай уточняю я.

Богдан диктует адрес.

* * *

Это оказалось рядом с тем местом, где мы встретились. Видимо, тогда ты как раз шла в офис. Или — из офиса.

Всю дорогу, пока ехала туда, я с мазохистским удовольствием представляла себе, что будет, когда я скажу тебе эти самые слова. Твою неловкость, как ты отводишь глаза, пытаешься найти хоть какие-то приличествующие случаю слова. Хочу огорчить тебя, Даря. Таких слов нет. Точнее, есть. «Я тебя люблю». Но ты же мне их не скажешь. Ты велела мне не возвращаться. И не собиралась меня ждать.

Но я все равно — приду. И скажу. И мне плевать, что я буду при этом жалко и нелепо выглядеть. Что вся эта ситуация — неприлично смешная. К привлекательной успешной женщине приходит ее давняя студенческая подружка и заявляет, что любит ее. Все еще — любит.

Я — лузерша и неудачница. Я собираюсь унизить себя заведомо безответным признанием в любви человеку, которому на мои чувства давно и глубоко наплевать. Говорю себе это и многое другое, параллельно представляя все нюансы твоего выражения лица в этот момент. Все оттенки — недоумение, досада, жалость… презрение, может быть? Все равно — моей решимости камикадзе это нисколько не умаляет. Наоборот. Я скажу, а ты можешь делать с моим признанием, что заблагорассудится. Но я хочу, чтобы ты знала. А еще… мне почему-то думается, что потом… когда твоя первая досада пройдет… и я буду уже далеко от тебя… Может быть, тебя будет хоть иногда греть мысль, что где-то есть человек, который любит, восхищается и обожает тебя. Может, это будет приятно хотя бы твоему самолюбию?

Вот с этими мыслями, наверняка — бледная, но еще более чем ночью, решительная, я вошла в приемную директора по развитию.

— Здравствуйте.

Ну и секретарша у тебя! Иссиня черные волосы, рваная ассиметричная стрижка. Макияж ярковат, но терпим. Но вот пирсинг… Ладно — в брови, хотя и это уже перебор. Но вот … или мне кажется? Нет, не кажется. В языке тоже.

— Дарина Владимировна на месте?

— Да. Вам назначено?

По крайней мере — безупречна вежлива. Безликая улыбка, краем глаза — в какие-то бумаги.

— Нет. Но у нас… устная договоренность.

Девушка смотрит на меня изучающе. В глазах — сомнение. Принимаю как можно более решительный и независимый вид. Выгляжу я вполне презентабельно. Давай, девочка, какого черта!

— Как вас представить? — решается твой пирсинговый дракон.

— Валерия Авраменко.

Снимает трубку.

— Дарина Владимировна, к вам посетительница. Госпожа Авраменко. Утверждает, что у вас предварительная договоренность.

Даже мне слышно, как ты говоришь что-то резкое. А обладательница экстравагантной стрижки и вовсе вздрагивает.

— Да, я поняла. Извините…

И я тоже поняла! Ты же не знаешь мою фамилию по мужу!

— Подождите! — практически кричу. — Скажите — пришла Кузнецова Лера!

Твоя секретарша изумленно молчит. Но я так кричала, что ты, похоже, и так расслышала. Трубка в руках у брюнетки что-то спрашивает.

— Да, Дарина Владимировна. Извините, это я фамилию…не разобрала. Да, Валерия Кузнецова. Хорошо. Ясно.

Положив трубку, безупречно вежливо:

— Проходите.

Но на дне глаз еще плещется не до конца спрятанное изумление.

Открываю дверь. Первый раунд за мной — я нашла тебя, у нас состоится разговор. Впрочем, больше выигрышных раундов мне не светит.

/Дарина/

Нервы сдали. После вчерашней встречи — нервы сдали к чертям.

Дыши, Дарина Владимировна, дыши. Ну что ты как маленькая… Что нового ты вчера узнала? Что она живет себе прекрасно где-то там за пару сотен километров, в другом городе? Это было очевидно. Что она вышла замуж и, кажется, счастлива? Ты и это давно знаешь. И даже сумела это пережить, не будем вспоминать — как именно, но — сумела. Что она вполне успешная и состоявшаяся женщина? Так и это не удивительно. Образ беспомощной глупенькой «прелесть-что-за-дурочка» блондинки оставь тем, кто в это верит. Ты-то знаешь цену ее острому уму, упертому характеру и бульдожьей, если надо, хватке. Так что — и тут все закономерно. Нового ты не узнала ничего.

Но одно дело — знать, а другое — видеть. Почти осязать. Вдыхать запах. Видеть улыбку. И эти серые глаза… Не на фото, а рядом, близко. Все такая же стройная и изящная. Одежда выгодно подчеркивает все изгибы. И черты лица почти не изменились, и прическа — похожа, лишь чуть короче и пышнее. Вот только глаза… Дались они тебе, эти ее глаза… из них исчезла беззаботность и лукавые смешинки. Даже, как будто, где-то глубоко, в тени, притаилась грусть… Да нет, это лишь «опыт, сын ошибок трудных». Ты просто повзрослела, моя любимая девочка.