Жизнь — минуты, годы... - [36]

Нечаянно вспомнилось.

Только и успел сказать: позвони в девять по номеру сорок два семьдесят один. Не забудешь? Потом ждал изо дня в день. Она не звонила и не приезжала, а времени оставалось совсем мало — всего несколько дней, потом снова будет знакомый город, знакомые люди и тысячи знакомых глаз. И лишь издали, через улицу, можно будет встретиться мимолетным взглядом. Неужели не расслышала? Не может быть! Она тогда шла с какой-то молодой женщиной, а когда увидела его, очень смутилась, покраснела. Она всегда краснела при встречах. Хотела пройти мимо, делая вид, что не заметила, но он окликнул:

— Можно вас на секунду?

Осматриваясь, не слышит ли их кто-либо, назвал ей номер телефона. Она повторила и сказала, что запомнит. Неужели забыла? Сорок два семьдесят один, — достаточно прикрыть веки, чтобы увидеть черный диск и белые цифры: четыре, два, семь, один. Черный диск и резкий звонок. Особенно ночью — слышно, словно в церковный колокол бьют. Он вскакивал с постели, но телефон молчал. Звенело только в ушах. А когда засыпал, телефон снова начинал издеваться над ним. Он умолял: хочу только услышать твой голос, больше я ничего не желаю, ну же, отзовись в черной трубке, если ты и дальше будешь молчать, я просто не вынесу. Ты мне нужна, я без тебя ничто. Две человеческие силы, умноженные на любовь… Сколько это?

Никто больше не желал выступать, все тихо гудели и говорили, что пора заканчивать, и Семен Иосифович негодовал. Он настаивал, поругивая Василия Петровича, уговаривал, просил, убеждал, а тот пропускал все мимо ушей, он вслушивался в другой голос.

Кто умер любя, тот понес свое чувство в вечность. А какова она, эта вечность? Я хочу быть вечной, повторяться в будущем, как эхо. Милый, хочешь, я крикну? А лес будет эхом повторять: люблю, люблю… Деревья тоже любят; дуб любит рябину, рябина тянется к дубу: «Как же мне, рябине, к дубу перебраться». Видишь, какие прекрасные цветы на бурьяне? Цветок — это любовь. А лепестки моей любви ты видишь? — красные, голубые, синие, белые… Это спектр, цветовая гамма моей любви. Если не будет любви, тогда все вокруг станет черным. Черный неплодоносный камень, черное мертвое небо, черная трава — огромная, на всю планету, Хиросима, и над всем миром гигантский черный гриб — людомор. Но я хочу, чтобы вместо черного гриба была белая-белая лилия. Белый цвет — это невинность. И хочу, чтобы росла красная роза. Красный цвет — это любовь. И чтобы вокруг колосилась и ходила волною зеленая пшеница. Зеленый цвет — это надежда. Взгляни на меня. Ты видишь, какая я? Красная роза, белая лилия, зеленая пшеница и голубая незабудка. Милый, ты все еще не знаешь меня? Я — женщина.

Когда удастся передать сущность человека строгой математической формулой, тогда наступит всемирная тоска. Механизм… ОН-27 вступил в брак с ОНА-21 Институт «ЧЕЛОВЕК—3000 Р» дал вывод, что ОН-27 и ОНА-21 имеют наиболее близкие психические и физические качества. Правда, ОН-27 предварительно должен был провести некоторые доработки физического порядка: заменить свой с горбинкой нос классическим греческим, поставить более волевой подбородок, перекрасить цвет радужных оболочек своих глаз в темно-карий цвет. Граждане, пользуйтесь услугами института «ЧЕЛОВЕК—3000 Р». В складских холодильниках института в широком ассортименте имеются запчасти: сочные полные губы, вступающие в моду в нынешний весенне-летний сезон, есть в достаточном количестве ассортимент лбов — от низкого кретинообразного до высокоинтеллектуального сократовского. В ближайшее время поступят сердца марки Л-3000, которые будут сообщать вам способность любить. Лабораторные исследования и эксперименты дали блестящие результаты: два существа с сердцами марки Л-3000 начали называть себя Ромео и Джульетта, они искали уединения и целовались под луной. Толпа, увлеченная столь необычным зрелищем, шла следом за ними и скандировала: Ромео — Джульетта! Ромео — Джульетта!

(Мишка отчаянно швырял камни, а ватага мальчишек бежала за ними и выкрикивала: Пирика — Мишка, Пирика — Мишка!)

Сорок два семьдесят один. Запомнишь?

Серое небо, осенняя слякоть с самого утра, а сейчас июнь — месяц летних отпусков. Пасмурно, на столбе у самого угла дома целый день горит электрическая лампочка, неясно отражаясь в мокром асфальте. Два мира — действительный и иллюзорный; у телеграфного столба — бледная копия столба, под машиной — перевернутая кверху дном машина, у дома — другой дом, в стиле импрессионизма. Грубые мазки кисти, скука серых цветов, а зонтики — как маки на лугу, и плащи на женщинах пестрые. Без них город с мокрым асфальтом, с блестящими озерками лужиц был бы бесконечно тоскливым и серым. Город без женщин — город без будущего, без детского гама, без молодости и без вечности. Лезли в голову разные глупости, он без дела слонялся по городу, под ногами шуршала мелкая галька, шлепал мокрый асфальт, дождь постукивал дробными каплями по капюшону, и в ушах непрестанно шумело.

Сегодня очень плохая погода.

«Кошка под дождем». Возникали в памяти обрывки фраз, особенно итальянский текст. Он когда-то любил изучать иностранные языки, одолел французский, английский и немецкий, а итальянский ему просто очень нравился своим милозвучием.