Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы - [50]

Шрифт
Интервал

. (В 1826 г. на следствии Пестель утверждал, что созданная в 1816–1817 годах организация называлась именно так, а названия «Союз спасения», которое употреблял в своих показаниях Никита Муравьев, он, Пестель, не слышал. Вероятно, подследственному казалось, что слово «спасение» в названии общества слишком сильно ассоциировалось с карательным органом якобинской диктатуры «Комитетом общественного спасения» и могло еще больше скомпрометировать арестованных заговорщиков.) Собрание избрало руководство тайного общества. «Председателем избран был князь Сергей Трубецкой. Надзирателями или Блюстителями князь Лопухин и Александр Муравьев. Секретарем – Никита Муравьев»[153]. Однако c уставом вышла заминка. Несколько участников собрания выступили против предложенного Пестелем проекта именно из-за содержавшейся в нем проповеди насилия, страшных клятв и слепого повиновения. Заводилой атаки на Пестелев Статут был Михаил Муравьев.

Д. А. Кропотов в своей книге о М. Н. Муравьеве довольно подробно описывает борьбу, развернувшуюся вокруг устава «Союза спасения», опираясь при этом в основном на сведения, почерпнутые от младшего брата Михаила – Сергея Муравьева. Сергей Николаевич был младшим из всех детей Николая Николаевича и Александры Михайловны. Он родился в августе 1809 года за несколько дней до смерти матери. Первые годы жизни рос в доме дяди по материнской линии А. М. Мордвинова. После женитьбы Михаила подолгу жил в его семье. Сергей не сделал большой карьеры. Бо́льшую часть жизни он служил на не слишком высоких должностях по ведомствам, которыми руководил Михаил. О том, что и как происходило в описываемый период, Сергей знал по рассказам брата. С одной стороны, ценность этих свидетельств огромна. Некоторые эпизоды попали на страницы книги Кропотова как бы под диктовку самого Михаила Николаевича – со множеством деталей в описании обстоятельств, высказываний и даже ощущений участников, что придает всему повествованию живость и достоверность. С другой стороны, читая эти тексты, нужно отдавать себе отчет в том, что мы узнаем не «как это собственно было», а как это увидел и запомнил рассказчик, а еще точнее – как он счел возможным рассказать об этом своему младшему брату спустя десятилетия после самих событий. А ведь тема была деликатная. Так или иначе, речь шла о начале пути, который пятерых привел на виселицу и десятки – в Сибирь. Поэтому достоверность деталей не следует принимать за достоверность толкований событий, ставших частью истории. Следует делать скидку, во-первых, на стремление самого Михаила Николаевича не предстать в превратном свете в глазах младшего брата и, шире, потомков. Во-вторых – на воинственный «антидекабризм» Кропотова и на не менее воинственную апологетичность его книги в отношении ее главного героя.

Сделав все эти оговорки, обращаюсь теперь к описанию неудавшейся попытки Александра Муравьева официально принять младшего брата в «сочлены» «Союза спасения». Она подробно описана в книге Кропотова и хорошо известна всем, кто занимался биографией М. Н. Муравьева. Но уж больно она живописна…

Итак: однажды Александр Муравьев явился к брату «с небольшим узелком под мышкой. Молча развязав узел, он вынул из него обложенное малиновым бархатом Евангелие и крест, которые и положил на столе. После этих приготовлений, за которыми М. Н. Муравьев следил с некоторым и весьма естественным недоумением, Александр Николаевич обратился к своему брату с краткой речью об обязанностях его, как члена тайного общества, произнести клятву в безусловном повиновении высшим членам Союза Спасения… <…> Михаил наотрез отказался от этой формальности, заметив, что, до поступления в дом умалишенных, не может дать на себя подобную кабальную запись, нравственно обязывающую его покориться всем, даже самым сумасбродным требованиям распорядителей Союза»[154].

Я привел эту длинную цитату, чтобы проиллюстрировать то обилие деталей, о котором упоминал выше: узелок под мышкой у Александра, Евангелие, завернутое в малиновый бархат, чувство некоторого недоумения, испытанное Михаилом, его слова про дом умалишенных и т. д. Далее описывается, как Александр пробует уговорить Михаила, затем приносит текст Пестелева устава и Михаил по косточкам разбирает этот документ, включавший в себя как организационно-уставные, так и программные установки, вошедшие позже в «Русскую правду» Пестеля. Разбирает и начисто отвергает.

Казалось бы, все ясно. Но это – на первый взгляд. Во-первых, непонятно, когда все это происходило. Согласно показаниям Пестеля, на момент конституирования общества в январе 1817 года Михаил Муравьев и Иван Бурцов членами общества не были. Александр приглашал Михаила и его сторонников в общество, но Михаил отказался из-за несогласия с проектом устава. Похоже, именно эту сцену и описывал Кропотов в приведенном выше отрывке. Значит, дело происходило до январского собрания: в самом конце 1816-го или в начале января 1817 года.

Еще один вопрос – такой ли неожиданной, как он рассказывал позже, была для Михаила попытка Александра оформить членство брата в тайном обществе? Вряд ли. Они жили с Александром под одной крышей, и с конспирацией у молодых заговорщиков дело вообще обстояло неважно. Поэтому Александр вряд ли мог, да и вряд ли хотел скрыть от брата свою активную деятельность по привлечению членов в формируемое им общество. Еще более убедительным свидетельством того, что Михаил был подготовлен к разговору, является его мгновенная реакция на предложение брата. А ведь вопрос был не простым. Принести требуемую клятву означало вступить в опасную игру с правительством, и Михаил это, конечно, понимал. Но и отказать было не просто. Устами брата Михаила звал за собой кружок его единомышленников по критическому отношению к окружавшей действительности, кружок, состоявший из его родственников и близких друзей и включавший в себя к тому же несколько, может быть, самых блестящих молодых офицеров русской армии. А альтернатива? Прозябание на должности преподавателя математики в училище, существовавшем на отцовские деньги. Да к тому же в Москве, то есть вдали от центра кипения жизни, где только и мог открыться путь к большой карьере.


Рекомендуем почитать
Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.