Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы - [43]

В декабре 1825 года, узнав о восстании и предвидя возможный арест, Михаил не хотел оставить невыясненными отношения с братом Николаем – самым близким ему человеком. Незадолго до этого от Николая как раз поступило письмо, адресованное жене Пелагее. Она подготовила ответ, как всегда ласковый, с явным старанием содействовать примирению братьев. Писала, как любят и ценят в их семье Николая. В ответ на шутливое пожелание деверя иметь шесть сыновей и одного из них назвать Николаем в тон ему напоминала, что их с Михаилом первенец уже назван этим именем. К этому письму Михаил делает приписку своим неразборчивым почерком: «Ты решил ко мне не писать, любезный брат и друг, но я тебя от всего сердца как прежде люблю, уверен, что и ты тоже… Прощай и будь уверен, от сердца мы любим тебя, брат»[127].

После ареста Михаила в 1826 году, о чем еще будет сказано подробно, переписка прервалась. Михаил был уверен, что его письма и письма к нему перлюстрируются, и боялся каких-то компрометирующих неосторожностей. Но с 1827 года переписка, хоть и редкая, возобновилась. В 1830 году, получив известие о безвременной кончине жены Николая, Михаил написал брату письмо, полное сердечного сочувствия и поддержки с предложением взять на воспитание маленькую племянницу Наташу, чтобы она росла вместе с его детьми. «Попечение о ней Полины будет самое близкое, – заверяет он брата. – Я тебе пишу по влечению чувств своих и убежденности в разумности просьбы нашей»[128].

В Чертковской подборке писем, полученных Николаем Николаевичем, есть длинные периоды, когда писем от Михаила не зафиксировано. Самый продолжительный в 1838–1841 годах. Мы не знаем, результат ли это утраты части переписки, или причина иная. В 1842 году переписка восстанавливается. Начиная примерно с того же времени Николай, приезжая по служебным или личным делам в столицу, всегда останавливался у Михаила в доме. Жил он у него и зимой 1848 года, ожидая назначения по службе.

Весной 1849 года Н.Н. Муравьев вступил в командование Гренадерским корпусом и жил в Новгороде. К этому времени относится фрагмент его «Записок», ранее, насколько мне известно, не публиковавшийся. Речь в нем идет о свадьбе его дочери Наташи. В этом фрагменте Николай Николаевич очень ясно дает почувствовать оттенки своего отношения к братьям.

Он только что вступил в должность и не хотел устраивать пышной свадьбы. Но родственники его неправильно поняли. «Брат Александр, – рассказывает Николай, – сам назвался … и тотчас заметил, чего мы желаем. Обращение его было такое осторожное, что он ничем нас не стеснил… Брат Андрей приехал с требованием, чтобы свадьбу непременно сыграть на другой день, потому что ему нельзя было долго оставаться. Он также приехал вопреки убеждений моих не тревожиться и поселился в доме у меня. Посещения его… всегда стеснительны… Михаил один понял, что в теперешних обстоятельствах у меня не было ни времени, ни способности, а всего менее охоты заниматься угощением при совершении столь важного семейного дела…» и не приехал[129].

В переписке пятидесятых годов братья, к тому времени оба генералы, обменивались политическими новостями, Михаил пересказывал Николаю свежие новости из министерских кабинетов и царского дворца. Принимая одно из самых трудных решений в своей долгой и славной военной карьере – решение о подаче прошения об отставке с поста наместника Кавказа и командующего Кавказского корпуса, Николай советовался с братом. Среди бумаг Михаила, хранящихся ныне в Государственном архиве Российской Федерации, я обнаружил черновик письма Николая Николаевича императору с прошением об отставке и объяснением его мотивов.

Сохранились и письма Михаила Николаевича брату, написанные в 1863 году в самый тяжелый период борьбы против мятежа в Северо-Западном крае, – письма откровенные и доверительные, какие могли быть написаны только близкому человеку и единомышленнику. И что еще важнее в данном контексте – сохранились дневниковые записи Николая Николаевича, содержащие оценки действий брата в Литве. Узнав, что шеф жандармов отказался выделить для Михаила Николаевича личную охрану, хотя каждый день в адрес генерал-губернатора поступали угрозы физической расправы, Николай Николаевич записал: «Больно видеть, как мало уважают великий подвиг самоотвержения брата и как равнодушны к жизни его, забывая даже, что с утратой его лишатся всего Литовского края. Бесчисленны будут козни против него, когда он дело уладит, и не оценят самоотверженности его и трудов, какими он должен исправить оплошности доведения области Империи почти до полного отложения»[130].

Где же здесь «разошедшиеся пути»? Нет, это история поистине братских отношений двух крупных деятелей русской истории.

VIII. Тайное общество

Вернемся теперь в 1816 год. В то самое время, когда Николай Муравьев прощался со столицей, в артели назревали изменения совсем другого рода. Двадцатичетырехлетний полковник Гвардейского генерального штаба Александр Муравьев в беседах с самыми доверенными друзьями предложил учредить политическое тайное общество.

О том, как это происходило, мы узнаем из личных письменных показаний некоторых из этих друзей, находившихся десятью годами позже под следствием по делу о восстании на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, а также из их позднейших воспоминаний. Никита Муравьев показал следующее: «В продолжении 1816 года Александр Муравьев предложил мне составить общество, имеющее целью введение в России монархического представительного правления. По сему случаю пригласил он к себе Сергея и Матвея Муравьевых Апостол, Якушкина и меня»