Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы - [42]

Наталья принесла неплохое приданое – имение Скорняково в Воронежской губернии, где Николай Николаевич с супругой и детьми и жил во время отставок: чрезвычайно скромно, во многом следуя заветам Суворова. Спал на соломенном тюфяке, одевался в шинель, ел простую русскую пищу, запивая ее квасом.

Николай Муравьев был чрезвычайно одаренным человеком. Он знал шесть или семь иностранных языков, прекрасно играл на фортепьяно. Но главным его занятием помимо службы и семьи было описание собственной, богатой событиями жизни. Его книги о путешествии в Хиву и Туркестан и о военно-дипломатической миссии в Египте и на Босфоре увидели свет еще при жизни автора. Главное же произведение Николая Николаевича – биографические «Записки», которые он писал по свежим следам в течение почти всей своей жизни, – много раз печаталось в извлечениях, но целиком не издано до сих пор. Между тем это уникальный документ, охватывающий почти 60 лет русской истории и сотни лиц от императоров и султанов до простых солдат и крестьян, действовавших на пространстве от Петербурга до Александрии и от Хивы до Новгорода.

Мы видели, какими были отношения между Николаем и Михаилом Муравьевыми в юности. Теперь бросим взгляд на то, как складывались эти отношения в последующие годы и десятилетия и верно ли расхожее утверждение о том, что на каком-то этапе «жизнь развела их в разные стороны»[125].

Первые годы после отъезда Николая на Кавказ братья довольно часто обменивались весточками, иногда довольно неожиданными. Так, вскоре после отъезда из Петербурга Николай прислал Михаилу человеческий череп («мертв ую голову», как называли братья этот экзотический сувенир в переписке). Череп этот Николай подобрал на месте ранения Михаила на Бородинском поле, когда приехал туда в 1816 году, чтобы вспомнить славный и трагический день отгремевшей здесь битвы. Большая часть человеческих останков была предана земле, но по кустам лежало еще немало костей. Николай, только недавно расставшийся с возлюбленной и всей прежней жизнью, пребывал в меланхолическом настроении и решил, что брату будет приятно увидеть, во что он едва не превратился четыре года назад. Михаил череп получил и добросовестно отписал брату: «Благодарю тебя за присылку мертвой головы, я ее сохраню в целости»[126]. Помните: «Прими сей череп, Дельвиг, он / Принадлежит тебе по праву…»? Может быть, Пушкин впервые задумал сделать любимому другу такой странный подарок именно после того, как услышал от него принесенную из артели весть о «мертвой голове», присланной Николаем Муравьевым. Впрочем, тогда, похоже, была мода на подарки в мрачно-романтическом стиле…

Череп – это, конечно, исключение. В основном же с севера на юг шли ноты, книги, жуков табак, пистолеты, канцелярские товары. В обратном направлении – кинжалы, рога и кубки для вина кавказской работы. И конечно, письма.

С юности и до самой смерти Николай Муравьев имел обыкновение бережно хранить всю получаемую им корреспонденцию. Благодаря этой привычке мы имеем сегодня оригиналы десятков писем, написанных Михаилом его ужасным почерком и отправленных брату за 50 лет. Они хранятся в Отделе письменных источников ГИМ вместе с письмами множества других корреспондентов, аккуратно переплетенные в десятки томов внуком Николая Николаевича Г. А. Чертковым. Некоторые из них изданы. Переписывались братья нечасто и, как правило, по делам. Например, когда Николай написал книгу о своих командировках в Туркестан и Персию и просил Михаила выступить в качестве ее издателя и распространителя. Михаил взялся за дело и исполнил его в невероятно сжатые сроки. Книга «Путешествие в Туркмению и Хиву в 1819 и 1820 годах, Гвардейского генерального штаба капитана Николая Муравьева, посланного в сии страны для переговоров» вышла из печати в Москве уже в 1822 году. Не обошлось, правда, без накладок. Например, то ли по неопытности, то ли для экономии средств Михаил не дал гранки на вычитку корректору и был вынужден вклеивать дополнительную страницу с указанием 64 опечаток и извинениями перед читателями. Тем не менее тираж разошелся, что было очень кстати, учитывая тяжелое материальное положение как автора, так и издателя. Улучшению этого положения должно было, видимо, служить и предпосланное публикации посвящение: «Его превосходительству Николаю Николаевичу Муравьеву, основателю Московского учебного заведения для российского юношества, господину генерал-майору и кавалеру». Этим посвящением братья, вероятно, хотели растопить щедрую на советы и наставления, но прижимистую на деньги душу отца, которого они, впрочем, действительно любили и почитали.

В первое десятилетие разлуки в переписке братьев речь шла в основном о служебных и семейных делах, об общих друзьях, о личных переживаниях. Политические темы, за одним-единственным исключением, о котором скажем позже, не затрагивались. С годами интенсивность переписки, как это обычно и бывает, сокращалась.

Случались и ссоры. Например, переписка между братьями прервалась на два года в 1823–1825 годах. Письмо Михаила от 23 ноября 1823 года, последнее перед этой паузой, кажется, проливает свет на возможную причину размолвки между братьями. Видимо, Николай пожаловался теще Михаила Надежде Николаевне Шереметевой, которая переписывалась с ним, как и со всем светом, что не получил какого-то количества экземпляров своей книги про путешествие в Хиву, необходимых для передачи подписчикам. Рассылкой тиража, как и изданием книги, занимался Михаил. Прокол был его, но задевало, что брат не обратился к нему прямо. «Матушка [то есть теща Надежда Николаевна] пишет, что ты не получил следующих книг по подписке. Я сделал все, что мог, а теперь прошу[,] потерпи еще немного и пришли ко мне сюда записку, сколько их кому следует», – не без раздражения пишет Михаил Николаю. Судя по всему, Николай увидел в письме брата скрытый упрек («я сделал все, что мог») и почувствовал его раздражение. Он был не менее мнителен и обидчив, чем Михаил, требуемой записки не прислал и вообще перестал адресовать письма брату и стал адресовать их его жене, с которой познакомился в 1820 году во время своего короткого пребывания в гостях у молодоженов. Возникла какая-то странная «полуссора» – глуповатая ситуация для взрослых и любящих друг друга людей.