Жизнь. Книга 1. Все течет - [28]

Мила не понимала, почему Варвара всё смотрит и смотрит на ковёр. Он давно был в доме, привезённый с Востока, и всем пригляделся, приелся, по нему ходили, его не замечая. Ей больше нравились ковры в будуаре мамы – с гирляндами роз на голубом фоне.

В каждой комнате был свой особый запах, каждая из них имела свою собственную душу. Как обычно для детей, ведущих полуголодное существование, у Варвары было тонкое обоняние. Для неё большая гостиная «Услады» благоухала цветами, малая круглая – кофе (кофе – увы! – она знала лишь по запаху, не по вкусу). Будуар благоухал неизвестными Варваре духами, кабинет генерала – табаком неизвестного ей сорта. Комната тёти Анны Валериановны имела запах какого-то полузнакомого свойства, чуть похожего на то, что называлось «богородицыной травкою». Мила сказала, что это – английская лаванда. Комната Милы дышала сосной и фиалками. Но самые замечательные запахи были в кухне. Она благоухала пищей. Мила, собственно, и не предполагала показывать кухню, но Варвара попросила её, интересуясь тем, какая у них печь.

– Не дымит? – спросила она.

– Не знаю, – удивилась Мила, – пойдём и спросим.

В «Усладе» были и некоторые тайны.

– Посмотри, – сказала Мила, когда они были в библиотеке, и показала пальцем на верх стенных шкафов, – видишь, там панель из более тёмного дуба? Если раздвинуть створки, там видны пачки бумаг и писем. Это наши документы и наши секреты.

– Какие секреты? – загорелась любопытством Варвара.

– Главный – мамино письмо папе, что она согласна навсегда выйти за него замуж.

– О! – воскликнула Варвара. – Давай достанем и прочитаем!

Мила была возмущена:

– Бесчестно – читать чужие письма!

Варвара, так много уже прочитавшая чужих писем, слышала это впервые. Съёжившись, она решила промолчать о своём опыте, слова же Милы принять для руководства.

Когда всё было осмотрено; Варвара спросила:

– Скажи, откуда вы берёте столько денег?

– Как «откуда»? – изумилась Мила. – Нам даёт папа.

– А если его нет дома? Если он уехал?

– Если папа уехал?.. Я не знаю. Ах, вот что: мы ещё берём деньги в банке.

За обедом Мила сказала:

– Папа, Варе больше всего понравился твой ковёр.

– Это делает честь вкусу мадемуазель Варвары.

Набравшись храбрости от такого комплимента, Варвара спросила: – Сколько стоит?

– Дороже всех остальных ковров в нашем доме, взятых вместе, – отвечал генерал.

Но m-llе, чьим призванием и чьей страстью было учить хорошим манерам и чьи таланты к этому давно не имели приложения в «Усладе», уже одёргивала Варвару.

И сразу же после обеда, отведя гостью в сторону, она объяснила ей, что о деньгах (а они-то и были главной причиной всех бедствий Бубликов) не принято говорить в приличном обществе и что совершенно недопустимо спрашивать, что сколько стоит.

Домой Варвару отправили в экипаже. Впервые в жизни Варвара ехала, а не шла. Она сидела, обняв словарь. По обе стороны на сиденье лежали её новые книги. Движение экипажа укачивало её, она теряла сознание реальности прежнего мира, мира лачуги и Нахаловки, и сладко-таяла в блаженном полусне. Впервые в жизни она испытала радость покоя, без опасений, без страха.

Вид собственного дома поразил её. «Я здесь живу?» Она вдруг встрепенулась, только теперь заметив, как он грязен, жалок и мал. Как униженно наклонился он в своей ветхости! Распахнув дверь, она впервые заметила запах едкой сырости, въевшийся в стены, в вещи, в самих обитателей, в её мать. «Возможно, и сама я так пахну!» Ей вспомнилась классная дама: «Здесь пахнет сыростью!» Случалось, осторожно потянув носом, её подруги по классу отходили в сторону, сдерживая дыхание.

Но этот день был создан для счастья: кучер вносил книги в дом, и при виде этих богатств вдова, всплеснув руками, уже проливала благодарные, радостные слёзы.

Её вид рассеял минутную горечь в сердце Варвары: да, это – её дом, её мать, её жизнь. Но вот гимназия, вот книги! Будущее счастье закреплено ими.

До самой ночи она рассказывала матери о чудесах «Услады», а мать изумлялась и радовалась, как дитя. Стирая иногда и на зажиточные дома, она всё же не видела их комнат дальше передней и кухни.

– И они тебе всё показали! Спаси их, Господи, за доброту! Боже ж мой! И учили, и кормили, и книг надарили! А ведь генеральская семья! Награди, Господи! Молись за них, Варвара!

Варвара разузнала и о том, как у Головиных стирают бельё.

– У них внизу есть такая комната… две женщины в белых фартуках там стирают – круглый год. Вода льётся из кранов – и тёплая, и холодная. Помои льются в такую дыру, за ней труба – и они куда-то сами выливаются, никто их не выносит. Прачки получают каждый месяц жалованье, и ещё там же живут, пьют и едят. Но Мила не знает, сколько они получают.

Слушая, вдова глубоко вздыхала.

– Полощут бельё тут же, в доме. К стене приделаны такие ванны, под самым краном. На реку полоскать никто не ходит. А вот уж как сушат! Для сушки – особая постройка, вроде дома, только стены не плотные, из частой решётки, как бы сплошь дырявые…

– Да зачем же это?

– Защита от пыли! – торжествующе объясняла Варвара. – И для течения воздуха и света!

– Господи! – крестилась вдова. – Так бы стирать, сушить – одно удовольствие!