Жизнь как жизнь - [77]

— Не сейчас, — сказал он поспешно. — То есть… Простите, но… А кто вам позволил войти… В общем, и хотел сказать, что… занят я и прошу подождать!

Тереска страшно удивилась. Она недовольно посмотрела на незнакомого человека, который все это время сидел с каменно-вежливым выражением лица.

— Я позже не могу… — начала она.

— Тогда завтра! — быстро перебил ее участковый. — По личным вопросам я принимаю завтра!

Тереску это так удивило, что она уже ничего не могла сказать. Она секунду постояла с открытым ртом и вышла из негостеприимной комнаты. На улице, за дверями участка, она наткнулась на Кшиштофа Цегну, который возвращался с патрулирования своей территории.

— Этот ваш шеф выкинул меня за дверь, — сказала Тереска возмущенно. — Я бы очень хотела знать почему!

— А он один? — поинтересовался Кшиштоф Цегна.

— Нет. Там сидит какой-то тип. С такой птичьей физиономией. Он на вид очень симпатичный, значит, наверняка преступник.

— Господи, помилуй! — застонал Кшиштоф Цегна. — Никакой не преступник, а майор! Вы успели что-нибудь сказать?

— Что вы говорите, неужели майор? Да нет, ничего я не успела. Я хотела сказать, что мой брат видел «опель». А он вообще не пожелал ничего слушать! В чем тут дело? Это вас больше не интересует?

Кшиштоф Цегна с минуту помолчал.

— Все из-за меня, — сконфуженно сказал он наконец. — Это дело ведет именно майор, а я все время ему перебегаю дорогу. Шеф боялся, что вы что-нибудь скажете и начнется катавасия. Теперь уж, елки-палки, точно начнется!

Он отказался от мысли вернуться в отделение и очень огорченный пошел вместе с Тереской по направлению к ее дому. Тереске стало любопытно.

— Я ничего не понимаю. Как это вы ему перебегаете дорогу? Мешаете ему?

— Нет, не это. Но я превышаю границы своих полномочий. Я сам тащу, вместо того чтобы все передавать, да еще и сотрудничаю с посторонними лицами. То есть с вами. Но у меня на это есть свои причины.

Тереске стало еще любопытней. Кшиштофа Цегну беспокойство и неуверенность в будущем угнетали страшно, поэтому ему очень хотелось перед кем-нибудь высказаться. Вот почему он открыл Тереске все свои намерения и мечты о будущем.

У Терески его проблемы в мгновение ока нашли живейший отклик. Желание совершенствоваться и честолюбивые планы она всегда, особенно в последнее время, замечательно понимала. К тому же Кшиштоф Цегна действительно мечтал о многом.

— Потому что я, понимаете, — горячо говорил он, — хотел бы делать что-нибудь великое. Если уж чем-то заниматься, то по-настоящему великим и нужным. И чтобы результаты были. Ради Бога, я готов работать как вол, мучиться, бороться, мне это даже нравится, но чтобы из этого что-нибудь вышло!

Тереска подписалась бы под каждым словом этого монолога. В этот момент Кшиштоф Цегна словно сформулировал все ее жизненные принципы. Она тоже хотела делать что-нибудь великое, ей нравилось видеть результаты своей работы сразу, немедленно и категорически. Ее не устраивало абы что. Она не любила убираться, но любила натирать только что покрытый мастикой пол и смотреть, как под щеткой возникает ослепительный блеск паркетин. Любила чистить очень грязные ботинки, причем всегда сначала чистила один, чтобы потом сравнить вычищенный ботинок с грязным. Она любила мыть окна, но только тогда, когда через стекла уже ничего не было видно. Особенно ей нравились всякие работы, в результате которых возникало что-то постоянное.

Амбиции Кшиштофа Цегны Тереске тоже очень понравились, и в ней немедленно проснулось дружеское желание помочь. Она решительно была на его стороне. Вопроса служебной субординации она, правда, совершенно не понимала, но существование проблем на этой почве сразу приняла на веру. Видимо, в этой милиции так получается, что каждому выделяется его собственный бандит или как-то в этом роде и нельзя отбирать бандитов друг у друга.

— Понятно, — сказала она сочувственно. — Я вам помогу. Я тоже считаю, что вы должны их всех сами выловить. Много их?

В последнем вопросе прозвучала тревожная нотка. Говоря о поимке бандитов, Тереска в воображении увидела ряд ободранных фигур в лохмотьях, с бандитскими мордами, скованных цепью один за другим, с ядрами у ног, а всю цепь вел за собой торжествующий Кшиштоф Цегна. Она только не знала, какой длины должна была быть эта цепь негодяев.

— Не знаю, — осторожно ответил Кшиштоф Цегна. — Пара человек. Достаточно было бы поймать самых главных.

— Те, которых мы видели… Эти, из машин, они самые главные?

— Почти, но еще не совсем. Через них можно добраться до тех, кто стоит на самом верху, но их уже не я буду ловить. Мне бы вполне хватило, если бы я собрал улики против этих, поменьше. Понимаете, если бы вы тогда сфотографировали того типа, который подкинул сверток в «фиат», вместо того чтобы утащить эти часы. Или пусть даже утащить, но сперва сделать фотографии. А лучше всего было бы поймать его на месте преступления. Еще очень важно узнать, с кем он контактирует… За таким надо побегать.

— Это плохо, — сказала огорченно Тереска. — Не могу я за ним бегать, потому что в школу ходить надо. И моему брату тоже.

— Ну нет, только не это! — перепугался Кшиштоф Цегна. — Пусть вам такие мысли даже в голову не смеют приходить! Это опасная работа и вообще в этом надо разбираться. Я уж сам как-нибудь в свободное время за ним похожу. Только надо знать за кем.