Жизнь Изамбарда Брюнеля, как бы он рассказал ее сам - [4]

Так и случилось. В результате этой натаски семнадцатилетнему Марку удалось поступить гардемарином на один из французских фрегатов. За шесть последующих лет службы ему пришлось несколько раз оказаться в Вест-Индии, как назывались тогда острова Карибского моря. Мне кажется настолько несомненным, что его путешествия были тяжелыми и опасными, что рассуждать об этом представляется излишним. Служил он честно, а о том, как повернется его судьба в будущем, говорило разве что не совсем обычное для гардемаринов умение смастерить медный секстант, который он с успехом использовал на службе. Шкала секстанта была выточена из слоновой кости.

Когда началась Великая французская революция, одним из ее промежуточных итогов стало то, что в 1792 году команда фрегата была распущена, и отец вернулся в Руан. Как большинство нормандцев, он симпатизировал роялистам. В начале 1793 года ему пришлось не совсем кстати оказаться в Париже, и 21 января, во время объявления на площади Революции смертного приговора Людовику ХVI, мой отец, возмущенный происходящим, имел неосторожность прямо там, при большом стечении публики, во всеуслышание предсказать давно ожидаемую и скорую гибель Робеспьера. Марк Брюнель считал революцию делом совершенно беззаконным, а Робеспьер был одним из ее лидеров. Все же отцу удалось кое-как унести ноги и вернуться в Руан. Однако было очевидно, что после случившегося ему лучше покинуть Францию. Именно в этот напряженный момент жизни отец встретил в Руане мою будущую мать, Софию Кингдом, юную англичанку, — она была сиротой и работала у кого-то служанкой. Их счастье оказалось крайне быстротечным, отцу пришлось покинуть ее: он бежал в Гавр, чтобы сесть на судно «Либерти», порт приписки — Нью-Йорк.

В город, который позже стали называть Большим яблоком, отец прибыл 6 сентября 1793 года.

Он кое-что рассказывал об этом, но деталей я все равно не помню. Так или иначе, его занесло сначала в Филадельфию, затем в Олбани. Каким-то образом он оказался вовлечен в проект по строительству канала между Гудзоном и озером Шамплейн. Вероятно, его одаренность ярко проявилась уже тогда. Во всяком случае, он даже участвовал в конкурсе по строительству здания Капитолия в Вашингтоне. Отец с усмешкой говорил, что хотя некоторые члены конкурсной комиссии жарко высказывались в том духе, что весьма впечатлены его архитектурными идеями, однако его проект все же не смог победить.

Тем не менее в 1796 году, как только отец получил американское гражданство, его назначили главным инженером города Нью-Йорк. Он проектировал жилые дома, доки, деловые здания, построил арсенал и пушечную фабрику.

Двумя годами позже, обедая с товарищем, имевшим отношение к флоту, отец услышал о тех трудностях, что сопровождают поставки блоков.

Как вы, вероятно, знаете, блок — это устройство, состоящее, грубо говоря, из двух более или менее плоских пластин, между которыми расположено свободно вращающееся на своей оси колесо. По всей окружности колеса сделан желоб. Использование блока позволяет изменить направление движения и натяжение каната, а желоб нужен именно для того, чтобы канат не соскальзывал с колеса. Блоки чрезвычайно широко использовались на судах с парусным вооружением — а, как вы понимаете, никаких иных судов, кроме парусных, в ту пору не было.

Так вот, по словам товарища, только чтобы удовлетворить потребность в блоках для оснащения своих военных кораблей, Англия ежегодно закупала 130 тысяч этих простых, но крайне необходимых приспособлений.

При этом все они изготавливались вручную столярами. Каждый блок последовательно проходил около сорока пяти технологических операций. Работа требовала определенной квалификации, отнимала много времени, а потому стоила довольно дорого. Механизирована была только распиловка бревен на заготовки.

Все это, на слух отца, звучало настолько вдохновляюще, что он в тот же вечер набросал проект устройства, которое могло бы полностью механизировать производство блоков.

Разумеется, приступать к реализации его идеи нужно было именно в Англии, имевшей тогда самый большой в мире флот. Поэтому уже в начале марта 1799 года он ступил на ее берег, собираясь незамедлительно представить свой проект в Адмиралтейство.

Между тем, пока отец совершал подвиги в Америке, София Кингдом, моя будущая мама, оставалась в Руане. Ее положение складывалось самым незавидным образом. Во время Террора, развязанного якобинцами против врагов Революции (его символом стала гильотина, пожравшая в общей сложности более 25 тысяч французов), Софию арестовали как английскую шпионку, и некоторое время она ожидала неминуемой казни. Ее спасло падение Робеспьера в июне 1794 года, но только почти через год ей было позволено покинуть Францию и вернуться в Лондон.

Там они с отцом и встретились снова.

Венчание состоялось 1 ноября 1799 года в Англиканском соборе святого Андрея, что в Холборне. Три года спустя родился первый ребенок — дочь София, еще через два — дочь Эмма.

А в 1806 году на свет появился и я, Изамбард Кингдом Брюнель.

Блоки

Прибыв в Лондон, отец поступил в соответствии со своими намерениями, и сразу два влиятельных и заинтересованных человека — генерал-инспектор строительных и ремонтных работ английского военного флота Сэмюель Бентам и руководитель снабжения флота Сэмюель Тэйлор — поддержали его идею.